Известие об этом дошло до Царского Села вечером. Николай, читая доклад, впервые за долгое время позволил себе улыбнуться не горькой, а облегчённой улыбкой. Он нашёл путь. Не только железный, не только бархатный. А умный. Он создал новую опору — не на страхе, а на заинтересованности. Это было шатко, ново, опасно. Но это работало. Первая борозда на земле, отвоёванной у старого порядка, была проложена. Предстояло вспахать и засеять всю огромную, израненную, но живую страну.
Глава шестнадцатая: Новые берега
Часть I: Петроград. Особое присутствие Сената. 20 сентября 1917 года.
Процесс над князем Владимиром Мещерским стал событием не столько юридическим, сколько символическим. Зал суда был полон. На галёрке, за решёткой, толпились журналисты (тщательно отобранные властью), представители разных сословий. В ложах — высшая аристократия, в том числе и те, кто втайне сочувствовал подсудимому. Сам Мещерский, в чёрном сюртуке, но с орденской лентой через плечо, держался с ледяным, презрительным достоинством. Он отказывался признавать легитимность суда, настаивая, что защищал священное право собственности, данное его предкам царями.
Обвинителем выступал не обычный прокурор, а специально назначенный сановник — обер-прокурор Сената. Обвинение звучало грозно: Мятеж против верховной власти, выразившийся в вооружённом сопротивлении исполнению Высочайшего указа, создание незаконного вооружённого формирования, приведшее к гибели подданного (имелся в виду тот самый застреленный парень из охраны обоза), подстрекательство к бунту. Фактически — статья о государственной измене.
Защита, нанятая за огромные деньги родственниками Мещерского, пыталась строить линию на «заблуждении», «недоразумении», «праве на самооборону». Но судьи, суровые старики в мундирах, слушали их с каменными лицами. Они получили ясные директивы свыше: пример должен быть показательным.
На последнем слове Мещерский встал. Его голос, дрожащий от сдерживаемого гнева, зазвучал в гробовой тишине:
— Господа судьи! Вы судите не меня. Вы судите вековой уклад Российской империи. Вы судите право, данное моим пращурам кровью, пролитой на полях сражений за эту самую Россию! Я не бунтовал против Государя. Я защищал его же законы от тех, кто, прикрываясь его именем, эти законы попирает! Если за защиту своего родового гнезда от грабежа полагается казнь — что ж, я готов. Но знайте: вы рубите сук, на котором сидите. Сегодня — я. Завтра — вы.
Приговор огласили на следующий день: лишение всех чинов, орденов, дворянства, титула и… ссылка на поселение в Сибирь, в город Минусинск. Не расстрел. Не каторга. Ссылка. Та же мера, что и для Милюкова. Но для князя Рюриковича — страшнее смерти. Это было публичное, ритуальное низвержение. Его не уничтожили физически, но уничтожили социально. Сделали простолюдином.
В ложе, где сидели аристократы, воцарилось ледяное молчание. Многие не выдержали и ушли до конца заседания. Для них приговор был ясным сигналом: железная воля царя не остановится ни перед какими титулами. Старый мир с его неприкосновенными привилегиями рушился. Одни — более гибкие, подобно князю Львову, — понимали, что нужно приспосабливаться, искать место в новой иерархии, построенной на службе и лояльности, а не только на крови. Другие, более ригидные, уносили в сердцах жгучую, бессильную ненависть. Мечтали не о компромиссе, а о реванше. Но все понимали: открыто выступить сейчас — самоубийственно. «Земская стража» капитана Арсеньева показала, что у царя есть новая, преданная ему сила на местах.
Часть II: Кронштадт. Внешний рейд. 25 сентября.
Британская эскадра в составе трёх лёгких крейсеров и нескольких эсминцев неспешно патрулировала воды Финского залива. Они не нарушали территориальных вод, но их присутствие в непосредственной близости от главной военно-морской базы России было красноречивее любых нот. С берега, через бинокли, за ними наблюдали русские моряки. Настроение на фортах и кораблях было мрачным. Все знали о разрыве с союзниками, о замороженных кредитах, о слухах о блокаде.
В кают-компании крейсера «Аврора» (которая в этом мире не стала символом революции, а осталась рядовым кораблём) шёл тягостный разговор между командиром, капитаном 1-го ранга, и старшим офицером.
— Англичане демонстрируют флаг, — сказал старший офицер. — Скоро, поди, и в торговлю вмешаются. Не пропустят суда с углём из Англии.
— Уголь… — командир мрачно вздохнул. — Уголь у нас свой, донецкий, есть. Хуже качеством, но есть. А вот станки для заводов? Рельсы для железных дорог? Лекарства? Всё это шло через Архангельск и Владивосток. Теперь — не пойдёт.
— И что будем делать?
— Что прикажут. Царь выиграл войну с немцами. Теперь, гляди, война с бывшими друзьями начнётся. Экономическая. И кто кого пересидит…
В это время на горизонте показался дымок. Вскоре стал виден силуэт большого транспортного судна под нейтральным флагом — скорее всего, шведского. Британский крейсер немедленно направился к нему, подняв сигнал «Лечь в дрейф для досмотра». Через полчаса шведский пароход, сопровождаемый британским эсминцем, повернул обратно, на запад. Его не пустили в русские воды. Блокада, ещё не объявленная официально, начала работать.
Экономические последствия ударили быстро. В Петрограде и Москве начался кризис с импортными товарами. Исчезли кофе, какао, качественные ткани, некоторые медикаменты. Резко выросли цены на металл и уголь — их теперь нельзя было легко импортировать. Промышленность, и так перестраивавшаяся с военных на мирные рельсы, получила новый удар. На биржах паника. Рубль, и так ослабленный войной, начал падать с катастрофической скоростью.
В кабинете председателя Совета министров (всё ещё князя Голицына, чистой марионетки) экстренно собрались министр финансов, министр торговли и промышленности и… представитель нового, неожиданного ведомства — Управления по экономическому сотрудничеству с нейтральными и дружественными державами. Его возглавлял бывший дипломат, умный и циничный барон Нольде.
— Господа, — начал он, разложив карту. — Англичане и французы нас душат. Значит, нужно искать воздух в других местах. Первое — Соединённые Штаты. Они недовольны нашим сепаратным миром, но они — деловые люди. Им нужны рынки сбыта. Мы предлагаем концессии по разработке леса, нефти на Кавказе, золота в Сибири. В обмен на оборудование и технологии. Второе — Германия. Как ни парадоксально.
— С вчерашним врагом?! — воскликнул министр финансов.
— С сегодняшним партнёром по необходимости, — поправил барон. — Германия тоже в изоляции. Ей нужны русское зерно, лён, нефть. А нам — немецкие станки, химикаты, инженеры. Мы уже ведём неофициальные переговоры через швейцарцев. Третье — нейтралы: Швеция, Дания, Голландия. Через них можно организовать транзит. Да,