Это была стратегия экономической контрабанды и рискованных союзов. Россия, вырвавшаяся из одной войны, оказывалась в тисках новой, холодной войны на истощение. И чтобы выиграть её, Николаю предстояло проявить не военную, а экономическую и дипломатическую гибкость. Железная воля должна была соединиться с тонкой игрой.
Часть III: Курская губерния, село Красное. Штаб-квартира — го уездного земского стража. 30 сентября.
Штаб располагался в бывшем доме волостного старшины — просторная изба, теперь заставленная столами с бумагами, оружием на стеллажах и большой картой уезда, утыканной флажками. Капитан Арсеньев, теперь уже официально «начальник уездной стражи», принимал доклады. Он изменился: появилась уверенность, властность в голосе, но и новые морщины у глаз — груз ответственности был тяжёл.
Ему докладывал один из десятников, бывший унтер-офицер:
— В Черемисовском лесу, капитан, опять шныряют. Не Грач уже, другие. Мелкие, человек по десять. Скот угоняют, лавки грабят. Население ропщет: мы, мол, стража, налоги платим, а порядка нет.
— Знаю, — хмуро сказал Арсеньев. — Людей не хватает. Уезд большой. А банды, как тараканы: одну раздавишь — две новые выползут. Что с пойманными на прошлой неделе?
— Троих в острог отправили, двое… — десятник запнулся.
— Что «двое»?
— Двое при задержании оказали сопротивление. Пришлось… утихомирить. На месте.
Арсеньев взглянул на него пристально. «Утихомирить» — это означало убить. Без суда. По закону военного времени, который ещё действовал в отношении бандитизма. Но где грань между бандитом и просто голодным, отчаявшимся мужиком, укравшим мешок муки?
— Хорошо. Усильте патрули на дорогах в Черемисово. И передай людям: пойманных с поличным — вязать и везти сюда. Без самосуда. Мы не палачи. Мы — стража закона. Понял?
— Понял, капитан.
Когда десятник ушёл, Арсеньев вышел на крыльцо. Перед домом на площади шло учение новобранцев — молодых парней, получивших землю и теперь отрабатывающих службу. Их учили строю, обращению с винтовкой. Они старались, но в их глазах читалась не только дисциплина, но и некоторая спесь. Они уже чувствовали себя избранными. Они были «стражами», а их соседи — просто «мужиками». Зарождалась новая каста — вооружённых землевладельцев, обязанных царю и лично командиру. Это была сила, но и опасность. Сила — потому что они защищали новый порядок. Опасность — потому что могли превратиться в местных князьков, бесконтрольных и алчных. Арсеньев это понимал. И понимал, что его задача — не только ловить бандитов, но и следить за своими людьми, чтобы они не стали теми, с кем боролись.
В этот момент к крыльцу подъехал верховой. Это был связной из губернского центра.
— Капитан! Срочное предписание от Петербурга! — Он вручил конверт с печатью.
Арсеньев вскрыл его. Читал, и лицо его стало суровым. Это была директива из нового, созданного при МВД, Главного управления земской стражи. Предписывалось провести «тотальную чистку» от «неблагонадёжных и сомнительных элементов» в рядах стражников. Приложен был секретный список критериев: «имевшие связи с революционными партиями до войны», «проявлявшие нелояльность офицерскому составу на фронте», «склонные к пьянству и буйству». Список составлялся на основе донесений агентов, внедрённых Ивановым в дружины.
Арсеньев скомкал бумагу. Он знал, что троих из его лучших бойцов, бывших простых солдат, но честных и смелых, можно было подвести под эти критерии. Они ругали начальство в окопах? Ругали. Пили с горя? Пили. Но они были преданы делу. Отдавать их в руки жандармов? Он чувствовал, как его новая власть сталкивается с всевидящим оком центра. Ему предстояло сделать выбор: слепо выполнить приказ и потерять доверие своих людей, или попытаться защитить их, рискуя собственной позицией. Это был его личный тест на место в новой системе.
Часть IV: Царское Село. Урок наследника. 5 октября.
Кабинет Алексея больше не походил на детскую. На столе лежали не игрушечные солдатики, а карты губерний, сводки по земельному переделу, даже выдержки из экономических отчётов. С ним занимались новые преподаватели: не только законовед и историк, но и бывший фронтовой офицер (для военной науки) и чиновник министерства финансов (для основ экономики). Наследнику исполнилось четырнадцать лет, и его готовили к правлению в новой, сложной реальности.
Сегодняшний урок вёл сам Николай. Он пришёл не как отец, а как преподаватель государственного дела. На столе лежало дело князя Мещерского.
— Ты читал материалы суда, Алексей. Скажи, почему я не утвердил смертный приговор, а согласился на ссылку?
Алексей, сосредоточенный, смотрел на отца своими большими, серьёзными глазами.
— Потому что смерть сделала бы его мучеником для других князей. А ссылка… она унижает. И показывает, что даже князь не выше царского слова и нового закона.
— Верно. Но не только. Смерть — это точка. С ней кончается всё. А ссылка — это процесс. Он жив. Он будет жить в Сибири, получая известия о том, как его имение делится, как на его земле селятся новые хозяева. Это — постоянное напоминание и ему, и всем, кто думает, как он. Это более действенно. Но запомни: такая милость возможна только тогда, когда нет сомнений в твоей силе. Если бы Мещерский сумел поднять за собой всю губернию, пришлось бы казнить. Сила — основа милосердия. Не наоборот.
Алексей кивнул, впитывая урок.
— А земская стража, папа́? Она ведь как… новое дворянство? Получает землю и оружие за службу.
— Очень точное наблюдение. Да. Это попытка создать новую опору на местах. Но это опасно. Они могут возгордиться, стать местными тиранами. Поэтому нужен жёсткий контроль из центра. И баланс: их сила должна зависеть от нашей поддержки. Если они почувствуют себя независимыми… — Николай сделал паузу. — Ты, когда будешь царствовать, должен будешь следить за этим балансом. Доверять, но проверять. Награждать, но и карать, если переступят черту. Это тонкая игра.
— А если… если они всё же станут слишком сильными? Если не захочешь подчиняться?
— Тогда, — тихо сказал Николай, — придётся стравливать их друг с другом. Или посылать регулярные войска. Но это — провал системы. Значит, она была построена плохо. Лучше не допускать такого. Создавать конкуренцию: между уездными дружинами, между губерниями. Чтобы они смотрели не друг на друга, а на тебя, как на арбитра и верховного покровителя.
Он видел, как сын напряжённо думает, переваривая эту сложную, циничную мудрость власти. Ему было жаль лишать Алексея иллюзий, но иного пути не было. Мягкий наследник в жестоком мире, который они с Аликс создали, не выжил бы.
— Папа́, а что будет, когда все земли поделят?