— Слушай задачу, химик. Если мне надо, чтобы толпа на рынке ослепла и чихала минут пять, но никто не умер. Что взять?
— Перец. — Костя задумался всего на секунду. — Кайенский или черный. Но он тяжелый. Нужен носитель: печная сажа или табачная пыль. Если смешать один к одному и подбросить — будет висеть облаком. Дышать невозможно, глаза режет, а вреда никакого.
— Годится. — Я поднялся. — Готовься, скоро понадобишься.
Я вышел на улицу. 4-я Рождественская гудела цокотом копыт. В голове щелкали счеты. Выкупить часы у Пыжова — десять рублей. Отдать свои кровные жирному маклаку? Ну уж нет. Значит, надо не тратить, а зарабатывать.
Новый чердак встретил меня спокойствием. Кремень храпел на весь чердак, подложив под голову узел с вещами. Сивого и мелюзги видно не было.
Будить Кремня не стал — пусть восстанавливает силы, они нам скоро понадобятся.
Я отошел к дальней кирпичной трубе, где тени были гуще всего. Принял стойку. Ноги на ширине плеч, центр тяжести чуть смещен.
Джеб. Кросс. Нырок. Серия.
Получалось коряво, слабо и косо. Но я не сдавался. Медленно приучая тело правильно бить и стоять.
Когда начало получаться сносно, ускорился.
Воздух свистел от ударов. В этой эпохе дрались широко, маховыми ударами «от плеча», как пьяные ямщики на ярмарке. Я же вколачивал кулак в пустоту, резко доворачивая кисть в последний момент.
— Тьфу ты… — раздался хриплый голос. — Ты чего это, Пришлый?
Кремень сидел на рогоже, потирая заспанную рожу.
— Занимаюсь, — коротко бросил я, не сбавляя темпа.
— Чего-чего? — Кремень ухмыльнулся, оголив щербатые зубы. — Треплешься ты, паря, как баба подолом. Кто ж так дерется? Сила — она в плече, в размахе! А ты прыгаешь, как блоха на гребешке. Смешно глядеть.
Я закончил серию резким апперкотом и выдохнул, вытирая пот со лба
— Как там твой студентик? Не сбежал, завидев твою бандитскую харю? — Кремень зевнул, теряя интерес к моей «гимнастике».
— Не сбежал. Студент теперь наш. За абу и обещание вернуть часы он нам хоть черта в бутылке сварит.
Кремень нахмурился, его веселье как рукой сняло.
— Абу? Ты что, Пришлый, общак на этого дохляка тратишь? Да за столько мы бы три фунта жито взяли и пол-арбуза в придачу.
— Эти сорок копеек, Кремень, нам через неделю обернутся золотыми червонцами. Студент — это наш ключ к Сенной. Пыжов его кинул, а мы на этом кидке построим такой шухер, что вся Лиговка вздрогнет.
Я вытащил из кармана кастет и вновь принялся ставить удар. А также тренироваться, чтобы уметь быстро выхватывать его из кармана.
Кремень только буркнул что-то неодобрительное, заворачиваясь в рваный армяк, но я видел — зерно сомнения я в нем зародил.
Дверь на чердак скрипнула спустя час. Тишину нарушил осторожный топот множества ног. Сивый привел банду. Малышня, навьюченная скарбом, рассыпалась по новому убежищу, но тут же замерла, уставившись на меня.
Последним в проем бесшумно просочился Упырь. Парень лет четырнадцати, худой как щепка, с ввалившимися щеками и тяжелым, немигающим взглядом. Он всегда держался особняком, был нелюдим и молчалив. Даже сейчас он не кинулся к остальным, а просто встал у стены, сливаясь с тенями, и замер, внимательно наблюдая за моей тренировкой.
Я закончил серию резким апперкотом и выдохнул.
— Ты чего? — Шмыга вытаращил глаза. — Муху ловишь?
— Не, — хихикнул Кот, прячась за спину Сивого.
— Это он с домовым борется! Видал, как скачет? Слышь, Пришлый, ты б его за бороду хватал, чего ты по воздуху-то тычешь? Смешно же!
— Глядите, глядите! — Бекас запрыгал вокруг, изображая мои движения. — Прыг-скок, козлик на лугу! А если тебя настоящий купец приложит? У него ж кулак — с твою голову. Твои эти тычки его только рассердят!
— Я ж те говорил. Народ правду видит — баловство это, а не драка, — донеслось довольное от Кремня.
Я спокойно убрал кастет в карман штанов, игнорируя смешки. Только Упырь в своем углу не улыбался — он продолжал сверлить мои руки взглядом, будто пытался понять, почему я бью именно так.
— Купец ваш, — обвел я взглядом мелюзгу, — пока замахнется своим кулаком, я ему трижды в переносицу вставлю. Сила — она в голове и в скорости, а не в ширине замаха. Поняли, знатоки?
— Ладно, будет тебе. — Сивый сплюнул на пыльные доски.
Я засунул руку за пазуху и вытащил пухлый кожаный шмель, отобранный у маклака. Кошелек был тяжелым и многообещающим.
— Теперь, — обвел я всех взглядом, и на чердаке мгновенно стало тихо, — будем смотреть, насколько жирный гусь нам попался на Сенной.
Я сел на корточки, малышня затаила дыхание. Упырь все так же подпирал стену, но я видел, как его немигающий взгляд прикован к кошельку. Кремень и вовсе подался вперед, облизнув пересохшие губы.
— Ну, не томи… — прошептал Штырь. — Раздутый он, видать, барыга жирный попался.
Я неторопливо развязал засаленный шнурок и перевернул кошелек. На рогожу посыпалась медь. Посыпалась звонко, но как-то… жидко. Среди кучи потемневших от грязи пятаков и двухкопеечных монет блеснул один-единственный серебряный полтинник.
— И это все? — Кремень разочарованно откинулся назад. — Тьфу, а гонору-то было у маклака. Орал, будто мы у него все приданое его дочерей выставили.
Я быстро рассортировал кучу. Пятиалтынный, два гривенника, россыпь пятаков и мелочи.
— Один рубль пятьдесят две копейки, — вынес я вердикт. — Плюс сам кошелек, кожа добрая.
— Полтора рубля… — Шмыга вздохнул. — Это ж сколько пирогов можно купить…
— Мы не за этим шмелем на Сенную ходили. Считайте, нам приплатили. А теперь к делу. Кто по ремесленникам бегал?
Шмыга сразу подобрался, посерьезнел.
— Я бегал, Пришлый. И Бекас со мной.
— Ну? Где, почем и как?
— Побывали у троих, — начал Шмыга, загибая грязные пальцы. — Первый — жестянщик на Лиговке, за углом. Дядька злой, но дело знает. Спросили про свинец. Сказал, возьмет, если чистый будет. Дает по четыре копейки за фунт.
— Мало, — буркнул Сивый. — Старка и то пять давал, хоть и ворчал.
— Погоди, Сивый, — осадил