Это было начало осложнений в семьи Лазуркиных. Столкновения теперь происходили между мужем и женой часто.
Преподаватели и учащиеся уговаривали Геру вернуться в школу. Пусть пропадет год, — неприятно, но хуже, если пропадет вся учеба.
Но Гера упорствовала. Она ничего слушать не хотела. Она любит Джона! Этим все сказано…
Гера недавно беседовала с отцом, который первым затеял с ней крайне неприятный разговор. Оказывается, ему понравилась модная идея — загонять молодежь на производство, чтобы учиться там премудрости жизни. Он потребовал от дочери пойти к станку простой ученицей.
— И что же ты, деточка, сказала ему? — с волнением спросила Чара Архиповна.
— Я молча плакала. Это самое верное возражение для папы. Слово, мамочка, за тобой.
— Ты молодец, — мать чмокнула Геру в щеку. — Ты, родная, с каждым днем умнеешь, хорошеешь…
— Предпочитаю второе первому, а первое меняю на тонкую мамину хитрость…
— Какая прелесть… Мысль, мысль какая! Обороты какие! А если это сказать по-английски, наверное, еще лучше?..
В столовую, где увлеченно беседовали мать с дочерью, вошел Василий Илларионович. Он, кажется, уловил что-то из их разговора. Нельзя оставить инициативу в руках мужа. Чара Архиповна мгновенно приняла решение.
— Оставь нас, Гера! — строго сказала она.
Дочь, слегка наклонив голову и не сказав ни слова, вышла. Чара Архиповна укоряюще посмотрела на мужа:
— Прежде чем говорить о производстве с дочерью, надо было бы посоветоваться на этот счет со мной. Вообще, я не понимаю, что творится в нашем доме: вот уж поистине лебедь, рак и щука! Ты, Базиль, определенно стал забываться… Да, да, слишком своевольничаешь, дорогой, слишком много берешь на себя…
— Хватит упреков. Я хочу знать, как ты расцениваешь мое желание.
— Твое ли, Базиль? Но это не суть важно. Не морщись, не злись. Главное сейчас в другом — в существе твоих слов… Позволь тебя спросить прямо: ты серьезно хочешь подвергнуть Геру ссылке на какой-нибудь завод?
— Да ты с ума сошла, Чара?
— Ничего подобного! Я говорю совершенно сознательно. Для нашей Геры, хрупкой физически и с тонкой душевной организацией, это даже хуже, чем ссылка, это ад — вот что это, Базиль! Металлический скрежет, шестидесятиградусную температуру не всякий выдержит, во всяком случае для Геры это смерти подобно, да, да, она погибнет, надорвется — так и знай, Базиль, мы потеряем дочь, если ты не образумишься, потеряем!
— У тебя, кажется, есть еще вопросы?
— Да, есть… Зачем это тебе понадобилось? Это что — дань времени, рабское подражание кому-нибудь из твоих знакомых или трусость? Ты боишься, как бы тебя не упрекнули, что твоя дочь не занята общественно полезным трудом? Так, кажется, говорят в подобных случаях?
— Дальше!
— Судя по твоему тону, мне следовало бы воздержаться от дальнейших вопросов, но я все же хочу услышать от тебя: ты любишь Геру по-прежнему, или она тебе стала уже безразлична? Только не криви душой.
Точный удар: Чара Архиповна хотела ужалить мужа и ужалила. Оскорбленный, ничего не сказав жене, он крепко хлопнул дверью.
«Как ни жаль тебя, но другого выхода нет… Волнуйся, волнуйся! Скоро тебе придется стать лицом к лицу с Джоном… В таких ситуациях свершившийся факт — верная победа».
О ЧЕМ ПОЖАЛЕЛ ВАСИЛИЙ ИЛЛАРИОНОВИЧ…
Надо сказать, что с момента, когда Гера стала невестой Форда-младшего, она очень поднялась во мнении своего сообщества, перед нею даже заискивали. Впрочем, для этого была весьма веская причина: парни верили, что Гера выполнит свое обещание повлиять на Джона так, что он подарит им по автомобилю. Богему же она впоследствии вызовет и пристроит ее там замуж за одного из помощников Джона или, еще лучше, за друга: он говорил, что у него много друзей, которые, когда он им рассказал о своей находке в России, чертовски ему позавидовали. Богему вполне устроила бы такая перспектива.
Само собой разумеется, предстоящее замужество Геры было сложным делом. У них там, кажется, до сих пор в ходу то, что у нас когда-то называлось приданым. Но, боже милостивый, о каком приданом можно говорить при таком женихе! На миллионы Джона надо ответить миллионами. Впрочем… Джон знает, что в Советском Союзе нет миллионеров, не считая, конечно, колхозов. Чара Архиповна даже замыслила пошутить со своим будущим зятем: если он, паче чаяния, вздумает заикнуться о приданом, она предложит ему посвататься за… колхоз!
Гера назвала эту затею мамочки грубой и неуместной. И вообще, ее дорогие предки должны хорошенько запомнить: Джон ничегошеньки не понимает по-русски, переводчицей между ними будет только Гера, — таким образом, ни одной глупости она не переведет, мысли о приданом, безусловно, излишни. Другое дело наряды — тут надо сделать все, чтобы не ударить лицом в грязь. Вот только она не может решить одного крайне важного вопроса: какая должна быть одежда — советская или заграничная?
— Заграничное, доченька, тебе надоест еще за границей.
— Красивое, мамочка, никогда не надоест.
— Но где все это добыть? Ты ведь захочешь все американское?..
— Наши сделают все для меня, они ведь промышляют в порту и по гостиницам…
Решение пришло само собой: половину вещей купили из-под полы, остальные достали в отечественных магазинах. Все нарядное, дорогое.
Джон сумел через какого-то приятеля-туриста дать знать, что он скоро будет у ног своей возлюбленной.
— Едет, едет, едет!
Эти слова повторяли с утра до вечера Гера, ее мамочка, Герины друзья: они ликовали. Ликование дошло до слуха Василия Илларионовича. Прежде всего он обратил внимание на друзей Геры. Они теперь частенько стали заглядывать в квартиру Лазуркиных. Павлины — не павлины, больше смахивают на попугаев. Удивительное уродство и безвкусица в одежде. И что за имена: Гарольд, Эдуард, Рудольф, Богема! Кому и ради чего это потребовалось?
И кого они ждут? О ком так возбужденно говорят? Что это за Джон? И при чем тут Форд?
Василий Илларионович первый раз в жизни пожалел, что он не психиатр.
Хотя и противно было вступать в разговоры со всей этой публикой, в том числе и с женой, и спрашивать, почему они так ликуют, все же пришлось.
— Что за спектакль вы подготавливаете? — спросил он как-то жену.
Чара Архиповна иронически улыбнулась:
— А я думала, что тебе по-прежнему безразлично все, что касается нас с Герой.
В планы Чары Архиповны не входило раскрытие секрета до появления Джона, поэтому она и применила испытанный прием, надеясь разозлить мужа, чтобы тот, как это обычно бывало, умолк. Василий Илларионович вспыхнул, но не замолчал. Он настойчиво потребовал разъяснений, и их волей-неволей пришлось дать.
— Видимо, Гера выйдет замуж, — уклончиво сказала она.
— Не за