Света наблюдала, как я ношу посуду в раковину. Уходить ей не хотелось, но глаза слипались. «Углеводная кома» — страшная сила.
— Ладно, шеф, — она тяжело поднялась, потянулась до хруста в суставах. — Пойду к себе. А то усну прямо здесь, лицом на столе. Завтра война, мне нужно быть в форме.
У двери задержалась. Обернулась.
Я подошёл, вытирая руки полотенцем. Света шагнула ко мне. Близко. Сквозь запах дорогих духов пробивался тёплый, уютный запах еды.
Она приподнялась на цыпочки. Мягко, невесомо коснулась губами моей щеки.
— Спасибо за ужин, Игорь, — шепнула она мне на ухо. — И… за всё. Ты прав, это революция. Я рада, что я в твоей команде.
Улыбнулась уголками губ и выскользнула в коридор.
Я остался один. Постоял, слушая её шаги за дверью. Потрогал щёку. Хмыкнул.
— Не привыкай, — буркнул я себе под нос. — Женщины любят победителей и тех, кто вкусно кормит.
Вернулся к столу. На краю стояла небольшая пиала. Я отложил в неё порцию риса с курицей ещё до ужина.
Огляделся. Номер казался пустым, но я знал, что это не так.
Услышал лёгкий шорох у полки. Скосил глаза — из тени на стол бесшумно выскользнуло серое тело. Рат замер, поводя носом. Усы дёрнулись, ловя запах. Глазки-бусинки блеснули в свете фонаря.
— Пахнет интригующе, — проскрипел он. Голос тихий, но довольный. — Надеюсь, это не крысиная отрава с новым вкусом? А то я видел, как ты из аптеки шёл.
Я усмехнулся, не поворачивая головы:
— Угощайся, гурман. Это лекарство от скуки и пресной еды.
Крыс упрашивать себя не заставил. Подобрался к тарелке, встал на задние лапы, передними опёрся о край. Вид важный, будто не объедки собрался есть, а дегустировать блюдо в мишленовском ресторане.
— Хм… — он ловко подцепил лапкой рисинку в тёмном соусе и отправил в рот.
Я наблюдал с интересом. Рат — мой самый честный критик. Ему плевать на статус и красивую подачу. Если невкусно — он просто плюнет в тарелку.
Крыс быстро пожевал, и глазки его сузились от удовольствия. Он уже смелее нырнул мордой в пиалу за курицей.
— Недурно, — прочавкал он, забыв про манеры. — Совсем недурно, шеф. Сладость есть, но не химия, соль оттеняет мясо… Ты где соус достал?
— Сам сварил, — ответил я. — Из того, что было.
— Алхимик, — фыркнул Рат, облизываясь. — Уважаю. Если народ такое попробует, Яровому конец. Его порошки против этого — как картон против стейка.
Он продолжил есть, а я барабанил пальцами по столу. Еда — это хорошо. Но война выигрывается не только на кухне.
— Хватит чавкать, — сказал я, когда пиала наполовину опустела. — Рассказывай. Что в городе? Пока я тут шоу устраивал, вы же не спали?
Рат оторвался от еды, с сожалением глянул на кусок курицы, но всё-таки сел и умыл мордочку лапками. Посмотрел на меня серьёзно.
— Если честно, шеф, в городе тихо, как в склепе. Но есть одна странность, — Рат понизил голос. — Мои парни из подвала говорят, что вокруг твоего будущего заведения началась какая-то суета. А знакомые из архива сказали, что к ним зачастили люди в дорогих костюмах. Не клерки, а серьёзные юристы. Поднимают очень старые папки.
— И что ищут? — я подался вперёд.
— Документы на недвижимость. Планы зданий, историю владельцев лет за пятьдесят. Особенно смотрят пустующие помещения в центре, которые у казны в залоге. Проверяют каждую запятую, каждую печать. Похоже, готовят какую-то железобетонную сделку. Или суд.
Я откинулся на спинку стула и уставился в потолок. Недвижимость. Юристы. Архив. В голове щёлкнуло. Пазл сложился. Печорин.
Тот самый чиновник. Я-то думал, он мне мозги пудрит про «проволочки» и «бюрократию». Думал, тянет время, цену набивает или вообще хочет слить меня по-тихому. Решил, что он обычная канцелярская крыса.
— А я, дурак, решил, что он палки в колёса ставит, — пробормотал я.
— Кто? — не понял Рат.
— Наш друг из Управы, — я усмехнулся. — Печорин.
Я встал и прошёлся по номеру.
— Он не тянет время, Рат. Он зачищает территорию.
Крыс внимательно слушал, склонив голову набок.
— Понимаешь, открыть ресторан здесь — это минное поле. Тут любой сарай может принадлежать какому-нибудь графу, а половина зданий заложена перекупщикам. Откроемся не там — завтра придут люди Ярового и выгонят. Или санинспекция найдёт, что тут сто лет назад конюшня была, и закроет нас.
Я остановился у окна.
— Печорин это знает. Он перекапывает архивы, чтобы к зданию бывшего банка ни одна собака не придралась. Проверяет чистоту сделки так, что даже если сам Император захочет нас выселить, замучается бумаги подписывать.
Рат хмыкнул:
— Значит, он не тормоз?
— Нет, — я покачал головой. — Он бульдозер. Медленный, но надёжный. Раз он подключил банковских архивариусов — значит, нашёл что-то важное. И готовит нам базу, которую в суде не оспоришь.
Мне стало даже немного стыдно. Привык считать чиновников врагами или взяточниками. А этот, похоже, отрабатывает свой интерес честно.
— Зря я его со счетов списал, — сказал я, возвращаясь к столу. — Скользкий тип, конечно, но, кажется, он на нашей стороне. По-настоящему.
— Это хорошо, — философски заметил Рат. — Потому что воевать на два фронта — и с поварами, и с бюрократами — никаких сил не хватит. А так у тебя тыл прикрыт.
— Прикрыт, — кивнул я. — В Зареченске — Настя. Здесь — Света с камерами. И в кабинетах свой человек есть.
Я посмотрел на сытого крыса.
— И шпионская сеть у меня лучшая в Империи.
Рат довольно почистил усы:
— Стараемся, шеф. За такую курицу мы и государственную тайну добудем.
Я рассмеялся. Завтра эфир. Завтра я дам бой. А пока Печорин ведёт свою тихую войну в архивах, прикрывая мне спину, я могу заняться главным.
Едой.
— Ладно, хвостатый, — я выключил свет. — Доедай и исчезай. Завтра тяжёлый день. Выспаться надо.
В темноте зацокали коготки по паркету.
— Спокойной ночи, шеф. Удачи завтра. Покажи им там.
— Покажу, — шепнул я в темноту. — Я им такое покажу, что они добавки попросят.
* * *
Утро выдалось серым и мокрым. Дождь лениво полз по стеклу такси, а дворники скрипели в каком-то убаюкивающем ритме. Город только просыпался, и мы вместе с ним.
Я сидел сзади и просто смотрел на мелькающие дома. Внутри — тишина. Никакого мандража, руки не дрожат. Такое спокойствие бывает перед запарой на кухне в пятницу вечером, когда ты точно знаешь: будет жарко, но ты справишься. В голове сами собой прокручивались граммовки, температура масла, время обжарки. Я мысленно резал, смешивал и пробовал.
Света, сидевшая рядом, наоборот, места