— Что делать?
— Мучительно извивайтесь, пытаясь вырваться. И выпейте уже!
— Да вы же мне руки держите!
— Так вырывайтесь же вы, наконец!
Полина вырвала правую руку, достала из кармана флакончик с зельем. Чтобы откупорить, ей пришлось вырвать вторую руку.
Пробка вылетела и покатилась по склону. Полина глотнула зелья. Я потянулся вновь захватить ей запястье, но тут она непроизвольно фыркнула, и брызги попали мне на ладонь.
— Какая же гадость, господи, это невозможно пить! Я люблю вас, Александр Николаевич!
— Простите, что?
— Вам не за что извиняться! Целуйте же меня, целуйте!
— Александр Николаевич, а что происходит?
— На меня зелье попало… Ах, что ж за день такой. Держите её за ноги крепко, Степан Кириллович, пока она меня не изнаси… Нет! Я не хочу! Перестаньте!
Полина обхватила меня за голову обеими руками и потянула к себе с силой утопающей. Я же позорно сдал половину расстояния, спасая выпавший пузырёк. Когда спас, уже чувствовал на своём лице тёплое дыхание Полины.
— Держитесь, Александр Николаевич, я сейчас!
Стёпа мужественно рванулся к груди нашей жертвы. Полина, желая сыграть роль как следует, расстегнула сразу три пуговицы вместо одной. Это нас всех и спасло. Руки Аляльева натренированным жестом скользнули к подмышкам и пощекотали.
Издав совершенно дикий визг, Полина выгнулась дугой, отпустив меня. Взгляду вырвавшейся из подземелья статуи предстала картина, в достоверности которой невозможно было усомниться. Барышников бросился в атаку.
Я с размаху швырнул в него флакончиком. Тот разбился, окропив статую остатками зелья. И в тот же миг Полина перестала визжать.
Пнув замешкавшегося Аляльева ботинком в грудь, она вскочила и попятилась, переводя взгляд с меня на Барышникова и обратно.
Барышников остановился, каким-то образом чувствуя значимость момента.
— Я люблю вас обоих, — пробормотала Полина. — Как иронично… Как печально… Мне невозможно выбрать. О ужас!
Она развернулась и бросилась прочь, прочь от каменного Барышникова, от непонятного Соровского, щекотливого Аляльева и жуткого отверстия.
Барышников помчался вслед за нею, страшно грохоча каменными ножищами.
— Саша! Это ты?
Я повернулся и увидел у выхода из пещеры растрёпанную, чумазую, но живую и невредимую Таньку с огоньком в руке. Она замахала мне рукой.
— Идём скорее! Ты ни за что не поверишь, что я нашла в этой пещере!
Глава 54
Злоключения Эжена Дескобара
— Вот, господа, прошу вашего внимания, тот самый Александр Николаевич Соровский.
Следующие двадцать минут передо мной сменялись лица, мою руку трясли, мне говорили какие-то слова, я тоже говорил какие-то слова и, похоже, слова эти как минимум соответствовали ситуации. Во всяком случае никто не замирал, озадаченно на меня глядя.
Лица были в возрасте около тридцати, несколько — старше, несколько — существенно старше. В тёплом просторном помещении пахло сигарным и трубочным табаком, граммофон пиликал нежный инструментал, подавались напитки, стучали бильярдные шары, стучали по доскам фигуры. Иными словами, Серебряков торжественно ввёл меня в свой клуб.
Обставлено сие было как величайшее событие в моей жизни, чуть ли не как одолжение, хотя таких слов никто не произносил. Пока Вадим Игоревич хлопотал (клуб расширялся редко и неохотно, требовались веские причины увеличить число его членов, но Серебряков полагал, что относительно меня такие причины есть), я улучил момент и напрямую спросил его, что вообще такое клуб и зачем он нужен.
Вадим Игоревич ответил мне взглядом, полным встречного недоумения, затем вспомнил, что я родился и вырос в деревне, городской жизни не знаю, а потому имею право на некоторую неосведомлённость относительно базовых понятий. И объяснил.
Итак, клуб. Клуб — это не просто помещение, это — общность людей, которым комфортно собираться вместе. Когда дома становится душно, ты встаёшь, берёшь шляпу и идёшь в клуб, где тебя встретят и поймут друзья. От обычного кабака клуб отличается тем, что встретят и поймут тебя здесь именно друзья, а не какие-то посторонние граждане, которые могут и не понять вовсе, или понять превратно.
А ещё здесь никто не будет на тебя смотреть косо, если ты не хочешь накидываться. Здесь можно выпить кофе или чаю, почитать газету или книгу, просто послушать музыку. Танцев, разумеется, не было. Хотя бы потому что женщины в клуб не допускались категорически, а лиц, склонных накидываться до такой степени, чтобы танцевать в одиночестве или склонять к танцам лиц своего пола, в клуб не принимали. Это мне Серебряков тоже объяснил. Я напомнил, как мы с ним танцевали на столе в честь примирения, и Серебряков аккуратно съехал с темы, заговорив то ли о птичках, то ли о чешуйчатокрылых.
В общем, если проводить параллели, то клуб — это закрытый чатик, где можно отвести душу. Взвесив все за и против я решил, что отчего бы и нет. На горизонте маячит семейная жизнь, и иметь запасной аэродром для восстановления душевного здоровья — отнюдь не блажь, а необходимость. Пусть будет клуб. Серебряков моего положительного решения опять же не понял. С его точки зрения тут и думать было не о чем, когда на кону членство в самом крутом клубе Белодолска, в «Зелёной лампе».
Имелись тут и уединенные кабинеты. Не из тех, где работают (хотя, будь желание, почему и нет), а из тех, где можно приватно закусить, имея беседу. Что мы с Серебряковым тут же и исполнили.
— Ну вот-с, — сказал Вадим Игоревич, терзая ножом кусок жареного мяса, — теперь вы знаете место, где меня часто можно застать в вечернее время.
— Полезное, — согласился я.
В мире без мобильной связи и вправду полезно знать, где человек проводит время. А учитывая то, как мы плотно с Серебряковым сотрудничаем по всяческим нестандартным вопросам, найти его мне может понадобиться примерно всегда. Правда, с этим легко управится Диль…
— Я полагаю, вы, придерживаясь своей скверной памяти на имена и лица, не запомнили и половины представленных вам людей?
— Вы мне безбожно льстите, Вадим Игоревич. Я не запомнил и четверти.
— Что ж, освоитесь. Здесь собрались исключительно полезные люди. Аристократы, промышленники, чиновники или их близкие… В общем, вы понимаете. У вас появились хорошие связи. Если вам потребуется услуга — о ней допустимо попросить. Но если услугу окажут вам, разумеется, имейте в виду, что услуга может потребоваться и от вас. Клуб хорош в первую очередь тем, что даёт возможность наладить горизонтальные связи там, где вертикальные не завязались бы никогда. Впрочем, я использую клуб исключительно для душевного отдыха. Вы знаете, бильярд, иногда шахматы — разгрузить голову и отдаться потоку.
— Понимаю. Ну так что же вы в итоге имеете