Обремененная домашними хлопотами, Луи, бывало, по многу дней не думала о мачехе. Наступили летние каникулы, и вся работа по хозяйству, не считая стирки, легла на плечи Луи и Эви. Иногда им помогали братья, иногда женщины – соседки или родственницы – приходили на помощь, иногда Сэм мыл посуду. Мало того, что девочки трудились без перерыва, им приходилось еще выслушивать жалобы отца и братьев по поводу еды, постели и так далее. Правда, они не все разом ворчали. Эрни к ним обращался с той умильной трогательной беспомощностью, которую женщины со смехом пестуют в мужьях, и просил пришить пуговицы на одежде или заштопать носки. Или Томми робко подходил, показывая большую дыру на рубашке, которая только что «появилась неизвестно откуда», или плавки, которые требовалось починить, пока его «не арестовали за непристойный вид». Для Поллитов это был тяжелый период, но и во многом приятный. Сэм убеждал детей, что очень скоро у них появится помощница. И он был уверен, что этой помощницей станет Бонифация.
Да, Бонифация взбунтовалась и сбежала от тети Джо. Переполняемая ненавистью и гневом, она наговорила много ужасного, заявила, что найдет своего ребенка, где бы он ни был, даже под землей, и сама его похоронит или, если он жив, самостоятельно его прокормит, «так или иначе, так или иначе» (и женщины, повторяя ее слова, понижали голоса и переглядывались). Но Сэм уже несколько раз обращался в полицию с просьбой разыскать Бонни, а также ее ребенка, ибо, не исключено, что они были где-то вместе. Полицейские ему нравились. В его глазах это были хорошие достойные люди, которые помогали тем, кто попал в беду, обеспечивали порядок, наказывали только преступников и дружелюбно встречали тех, кто умел найти к ним подход, был с ними честен и прямодушен, не обзывал их (ведь они такие же работники, как он сам и его друзья), а общался с ними уважительно, соблюдая правила приличия. И эти добрые полицейские тоже симпатизировали Сэму. Сам начальник отделения соизволил его принять и пообещал всяческое содействие. Посему Сэм надеялся, что он скоро снова увидит свою любимую сестру. Убитый горем, он дал суровую отповедь перепуганной сокрушающейся Джо. Свое раскаяние Джо выказала в присущей ей манере – сердито оправдывалась, спорила, винила всех, кроме себя. Но она сожалела о случившемся, заверил всех Сэм, и докажет это: она будет добра к Бонни, пообещала Джо. Сошьет одежду для потерявшегося малыша, рожденного вне брака.
В ожидании возвращения Бонифации дочери Сэма Поллита старательно вели домашнее хозяйство и за короткое время умудрились ввергнуть дом в еще больший хаос, нежели это получалось у несчастной Хенни. Сэм пребывал в замешательстве и часто, хотя бы раз в день, недоумевал: и как это его угораздило окружить себя «толпой столь бестолковых дамочек». Когда Бонифация вернется к ним, вместе со своим малышом, уж он постарается «организовать своих дамочек, внедряя научные методы управления, и жизнь в доме потечет как по маслу под его мудрым началом». А в доме постоянно царила шумная суета, все строили какие-то предположения, и Луи не было времени задуматься о том чуднóм дне, когда умерла Хенни.
Но порой события того дня неожиданно сами собой всплывали в памяти, она остро сознавала весь их ужас, свою тайную причастность к смерти мачехи, так что ее бросало в холодный пот, и она удивлялась, как это никто не слышит, что происходит в ее мозгу. О своем злодеянии она никогда никому не расскажет, и ее тайна была скрыта, как замурованный в доме труп, о котором ведала она одна. Со временем труп истлеет, почти не оставив следа, пока однажды в будущем, когда уже все забудут про него, какой-нибудь идиот случайно не обнаружит его скудные останки. С этим страхом Луи могла жить. Но сейчас она вела странное существование, и шум, крики, философствования других казались ей глупыми забавами детсадовских малышей. Она находилась по другую сторону забора, смотрела сквозь щели на сад, куда с некоторых пор вход ей был заказан навсегда. Однако ей было все равно. Она по-прежнему была убеждена, что поступила правильно, сделала то, что должна была сделать, и что Судьба не только оправдала этот ее поступок, но и ее саму уберегла от последствий. Раздражала ее только болтовня Сэма, подолгу рассуждавшего с кем-нибудь об опрометчивости Хенни, о ее ужасном деянии и постыдном саморазрушении. «Да что ты вообще знаешь?» – презрительно думала Луи. Вскоре дошло до того, что она уже не могла сидеть с ним за одним столом и слушать его ничтожные разглагольствования и нравоучения, подкрепляемые неуместными примерами. Когда все садились обедать или ужинать, Луи брала свою тарелку и выходила на газон перед домом или шла в сад, и сколько бы гонцов ни посылал к ней Сэм, требуя, чтобы она вернулась в дом и села за стол вместе с семьей, девочка молча игнорировала настойчивые просьбы отца и, гордая, высокомерная, уверенная в своей правоте, не двигалась с места.
Июльские грозы, затопленные почвы и вышедшие из берегов реки смыли скорбь по Хенни: могильный камень на кладбище врос в землю; свежий холмик, который накидали над ней, утрамбовался. К концу июля уже казалось, что Хенни продолжает бушевать, но в комнате где-то в другой вселенной, которая теперь была наглухо заперта на замок.
Двадцать пятого числа, в понедельник, проливной дождь наконец-то прекратился. Сэм отправился в Балтимор, чтобы протолкнуть один свой любимый проект. Многие друзья побуждали его попробовать силы в одной из радиопрограмм, посвященной внешней политике или детям, но сам он видел себя ведущим передачи «Дядя Сэм» и с некоторых пор активно обсуждал ее с друзьями, журналистами (высоко ценя их как связующее звено между скрытой истиной и жадной до правды толпы) и «ответственными» людьми, с которыми был близок. Сэм не пресмыкался перед высокопоставленными особами, а любил их совершенно бескорыстно, неподдельно восхищаясь ими, искренне веря, что способности всегда вознаграждаются «сильными мира сего». Он уже какое-то время обивал пороги кабинетов «божьих избранников» и передачу «Дядя Сэм» рассматривал как «реальную возможность ближайшего будущего». В своей программе он будет рассказывать поверья, дошедшие до нас