— Вовка, а ты бы мог утопиться?
— Маруся, неужели я тебе так надоел?
— Я спросила именно то, что спросила. Без намеков. Мне сейчас не до них.
— Маня, да ты пьяная?
— Да, я пьяная. А что нельзя?
— Я этого не говорил. У тебя что-то случилось?
— У меня все время что-то случается. Верно? Это уже даже не оригинально. Меня судьба разлюбила. Ты, Вовка, лучше от меня держись подальше.
— Не болтай ерунды.
— А все же, ты бы мог утопиться?
— Вряд ли, я слишком хорошо плаваю. Как, впрочем, и ты. Если бы я решил свести счеты с жизнью, я бы выбрал что-нибудь попроще да и понадежнее.
— Что?
— Ну, к примеру, застрелился бы. Или нанял кого-нибудь сделать это. Маруся, в чем все же дело?
— Шофер моего хозяина утопился. В Неве.
— Да… Представляю. И никаких следов насилия?
— Никаких. Он хотел это сделать и сделал. А я могла остановить, но не остановила.
— Да при чем тут ты? Суицид — это гены. Хочешь, я приеду?
— Нет, просто поговори со мной.
— Ну, давай поговорим, Маруся. Если я правильно понял, этот шофер успел тебе душу излить перед тем, как пойти утопиться?
— Да, успел. Но у него действительно очень неудачно сложились обстоятельства. Он выдохся совершенно. Две женщины, два ребенка, да еще ненавистная любовница. И этого было бы достаточно, чтобы возненавидеть жизнь, но если сюда добавить еще и нелюбимую работу… Представляешь, каково ему было работать шофером, если он окончил театральный институт?
— А, все понятно. Человек искусства, ранимая натура. И ты его выслушала, но не смогла остановить. Так?
Маша кивнула трубке и всхлипнула.
— Мы поговорили, и мне показалось, что он успокоился. Он уезжал от меня в хорошем настроении, но, как потом выяснилось, до дома не доехал и через час утопился.
— Налицо маниакально-депрессивный психоз. Резкая смена настроений. Маруся, я уверен, что ему помочь могли только в психиатрической лечебнице. Тебе не в чем себя винить. Ты не Господь Бог и даже не врач. Поплачь, помяни вашего шофера и выкинь все из головы. Жизнь продолжается.
— Вовка, ты действительно считаешь, что дело в психическом расстройстве?
— Ну конечно. У кого из нас не бывает черных полос в жизни? Но лишь немногие в этот момент пытаются свести счеты с жизнью. Не исключено, что это не первая его попытка самоубийства. Ему нужно было лечиться. И лечиться, заметь, у психиатра. А у нас принято шарахаться от таких врачей. Что поделать, общество недоразвито. Мало кто возьмет на себя смелость поместить своего родственника в психушку. Ты помнишь, как Леха Ланев в девятом классе вскрыл себе вены из-за какой-то ерунды?
— Конечно, помню. Он даже школу хотел бросить. У него вышел конфликт с учителями. Тогда нам это не казалось ерундой.
— Верно, Маруся. Но разве все, у кого были конфликты с учителями, вскрывали себе вены? Лешкины родители это понимали. После девятого класса летом его основательно подлечили, и школу он заканчивал уже абсолютно нормальным человеком. Но, заметь, по этой статье его даже освободили от армии. Так что суицид — это не шутки. Ты меня слушаешь?
— Да, Вовка. Спасибо тебе.
— За что это?
— Как — за что? За то, что ты со мной возишься. Можно подумать, у тебя дел не нашлось поинтереснее, чем успокаивать пьяную тетку по междугородке.
— Маруся, ты попала в точку. У меня действительно нет дел интереснее этого… Что ты молчишь?
— А что тут скажешь? Нашел тоже момент… Я пьяная и некрасивая. Если бы ты меня сейчас видел…
— Я был бы рад тебя сейчас видеть. Мне жаль, что я в Москве. Машка, мы нужны друг другу. Ты мне, я тебе. Мне хорошо с тобой. Я чувствую, что мы настроены на одну волну.
— Вовка, хочешь, в следующий раз я сама позвоню тебе?
— Тебе так удобнее?
— Почему ты один должен оплачивать телефонные разговоры?
— Какая ерунда. Неужели тебя мучают проблемы равноправия. Мы не в Америке. К тому же я богат. Глупо звучит, но это так.
— Не так уж глупо. Деньги — это свобода.
— Маруся, ровно через неделю я буду в Питере. Ты хочешь со мной встретиться?
— Хочу.
Маша дала отбой и легла на Ксюшину кровать. Как хорошо, что позвонил Вовка. Как хорошо, что он вообще появился в ее жизни.
На следующий день Анжела не дала ей толком позаниматься с Витей. Она проснулась раньше обычного и в небрежно накинутом на ночную сорочку пеньюаре вышла в детскую. Витя перестал рисовать и с любопытством взглянул на маму.
Анжела, зевнув, открыла дверь в коридор и громко крикнула:
— Люба, принеси-ка мне чего-нибудь пожевать.
Витя тут же вскочил со своего стула и запрыгал на одном месте:
— И мне, и мне.
Анжела, широко разинув рот, еще раз зевнула:
— Иди-ка лучше одевайся, сейчас гулять пойдешь.
Маша нахмурилась и отошла к окну. Бесполезное занятие пытаться сделать из Вити человека. Анжела своим поведением сводила на нет все ее усилия.
Витя показал Маше язык и побежал в гардеробную одеваться.
Любовь Сергеевна вошла с полным подносом: Анжела любила плотно покушать.
— Люба, погуляй с Витей, у него сегодня не будет больше занятий.
Маша поинтересовалась:
— Я что, могу быть свободна?
— Подожди, поговорим.
Как только за Любовью Сергеевной закрылась дверь, Анжела выпучила на Машу свои неподкрашенные глаза и выпалила:
— Не мог Степка утопиться. Чушь собачья! Ни за что не поверю. Он жил в свое удовольствие. Все у него было. Как сыр в масле катался. Чтобы шоферу столько заработать, сколько он у нас имел, надо сутки из машины не вылезать. А он в день часа два, от силы три баранку крутил. Только придурок руки мог на себя наложить при такой жизни. А Степа придурком не был.
Маша поразилась легкости, с какой Анжела определила место Степана в этой жизни и границы его возможностей. Если бы все было так просто.
— Ну что ты молчишь? Разве я не права? Утопили Степку. Из-за бабы. Перебежал он кому-то дорогу, вот его и порешили. — Анжела затянулась сигаретой и отпила кофе. — Ничего не хочешь мне рассказать? — Она выпустила струйку дыма и прищурилась. — А ведь Андрюхе следователь намекнул, что тебе кое-что известно. Может, все же поделишься? Нет? А может быть, у тебя тоже