Он что-то хотел сказать. Он подавал знак. Но — что сказать? Какой знак? Не проще ли спуститься с трибуны, подойти к загону и объяснить все по-человечески? Не проще. Особенно сейчас, когда мэр завершил свою речь, помянув напоследок отцов-пилигримов [12]. Трибуны забурлили. Все вскочили, закричали, заулюлюкали.
Нет, не проще. Как тут проберешься? А дело, видно, срочное…
Балдмэн тоже встал и тоже поднял руку. Я прищурилась и разглядела, что три пальца его руки, как и у Дика, прижаты к ладони, а указательный и средний выпрямлены по примеру Уинстона Черчилля [13]. Мы победим? Конечно, победим, кто бы сомневался. Ну и что?
В растерянности я перевела взгляд на шеренгу участников, которые в этот момент, сняв стетсоны, кланялись уважаемой публике. Слегка переломился в пояснице и стоявший вторым слева надменный Майк Твистер. Вот он выпрямился, нахлобучил шляпу на голову. «Стоп!» — сказала я себе. Дик говорил, что убийца-фетишист оставил шляпу в вагоне. Значит, он должен был купить себе, другую. А у Твистера шляпа совсем новая, не побитая пылью, не заляпанная пальцами, без заломов на полях…
И тут я поняла, что пытаются сказать мне Балдмэн и Ричард. «V» — это не только «победа», это еще и «два». А какие руки подняли мои коллеги? Левые! Значит, отсчет нужно вести слева…
Ричард опознал убийцу. Это Твистер!
Наездники между тем покинули арену.
— Ну что, крошка, нравится? Да ты, никак, вся горишь.
Проклятый румянец выдал мое волнение.
— Как ты хорош, Майк! — воскликнула я. — Ну когда, когда же мы останемся вдвоем? Черт с ним, с вечером. Я вся дрожу от нетерпения!
Для убедительности я даже выдала несколько танцевальных па, в ритме степа поколотив своими полусапожками землю.
— Это радует, — польщенно проговорил Твистер. — Но придется подождать. Соревнование начинается.
В коридорчик загнали быка. На него взгромоздился рослый парень со светлыми, цвета пшеничных колосьев, непослушными волосами. Он поерзал, правой рукой ухватился за ремень, опоясывающий быка, другую отвел в сторону.
Двое служителей в клоунских одеждах распахнули дверцу, и бык выбежал на арену. Там он принялся бросаться из стороны в сторону, при этом высоко подбрасывая зад. Парень изо всех сил старался сохранить равновесие и подобие власти над животным, но при очередном толчке слетел со спины быка и грохнулся на землю.
Тут же подскочили «клоуны», закривлялись, замахали руками, отвлекая внимание животного, уже изготовившегося вбить в землю человека, покусившегося на его свободу. Бык кинулся на одного «клоуна», остановился, кинулся на второго, наконец застыл как буриданов осел [14], мотая головой из-за невозможности сделать выбор между двумя равно привлекательными жертвами. В конце концов он так ослабел в своих раздумьях, что позволил, не сопротивляясь, увести себя с арены.
Майк Твистер хохотал, отпуская сальности по адресу пшеничноволосого парня. А того положили на носилки и загрузили в машину «Скорой помощи», которых стояло у загона не меньше десятка.
— Пусть убирается в свою Оклахому коров осеменять, — веселился Твистер. — Только на это и способен.
Я молча улыбалась, терпеливо снося презрительные взгляды, которыми награждали меня и моего «избранника» окружающие. Радоваться чужой беде здесь было не принято, но Майк Твистер явно плевал на обычаи.
— Ты погоди, сейчас еще не так посмеемся, — сказал он, когда в коридорчик ввели выгибающего шею и норовящего вцепиться зубами в подвернувшуюся руку гнедого жеребца. — Держу пари, эта деревенщина не продержится и десяти секунд.
Твистер оказался прав: наездник, словно камень из пращи, отправился в полет над ареной на седьмой секунде.
— Что я говорил? — торжествовал негодяй. — Следующий паренек вроде покрепче, и конек под ним вроде поплоше, так что отведем на все про все двадцать секунд.
И снова Твистер не ошибся. Наездник слетел со спины брыкающейся лошади на восемнадцатой секунде. В отличие от предшественника, который смог доковылять до загона ца своих двоих, его подхватили санитары, и через минуту вторая «Скорая помощь», включив сирену, вырулила на дорогу, ведущую к центру Локвуда.
— Ну, теперь мое слово, — сказал Твистер. — Пожелай мне удачи, девочка.
— Желаю…
Вот сейчас он уйдет, думала я, сядет на быка и усмирит его. Конечно, усмирит. Вон как спокоен! Такое спокойствие — от опыта, от уверенности в своих силах. А что потом? Получит приз и вернется ко мне за обещанной — не устроителями родео, а мною! — наградой. Или не вернется. Почувствует опасность, как ее волки чувствуют, и исчезнет. Где его потом искать? Да, фамилия, имя… Наверняка и адрес его имеется. Без документов его к соревнованиям не допустили бы. Но кто поручится, что они подлинные, а не фальшивые? Нет такой гарантии. Что же делать?
Я оглянулась. На трибуне ни Балдмэна, ни Ричарда уже не было. Потом я увидела их. Они стояли довольно далеко от меня, у полицейского оцепления, ограждающего эту часть арены от зевак, и пререкались с копом, который, как заведенный, отрицательно качал головой.
Что же делать? Поднять крик: «Держите убийцу»? Не выйдет: начнется паника, и в суматохе Твистер преспокойно улизнет.
Что делать? Самой вцепиться? Так меня же и скрутят! Я ведь кто? Экзальтированная девица в розовой рубашке, расшитой бисером. Таких здесь полно, и от таких всего можно ожидать, любой выходки. А Твистер опять же скроется…
Вот если бы бык сбросил его и потоптал немножко, не до смерти. Но на это способен только взбесившийся бык! Где его взять?
— Майк! Подожди! — крикнула я и ввинтилась в толпу у загона.
Вынырнула я у самого коридора.
— Майк!
— Чего? — хмуро бросил он, пристраиваясь на спине огромного быка.
Это был не бык, а настоящее чудовище. «Выдержит, — решила я. — Должен выдержать». Смерть животного в мои планы не входила.
— Удачи тебе.
— Я готов, — объявил Твистер. — Открывайте.
«Клоуны» взялись за запоры, а я — за ремешок футляра, пристегнутого к моей ноге. Когда дверца стала открываться, я просунула руку с электрошокером сквозь деревянную обрешетку и воткнула штырьки в бедро животного.
Раздался дикий рев. Бык пулей вылетел на арену и, так взбрыкнул, что удержаться на его спине не смог бы и Баффало Билл [15]. Что уж говорить о каком-то Майке Твистере. Через мгновение он уже лежал на земле, а я молилась, чтобы бык и впрямь не растоптал его. Он нам живой нужен!
«Клоунам»