Когда я заканчиваю, а она умывается, я роюсь в своей сумочке. Достаю батончик мюсли, а за ним и перцовый баллончик.
— Что думаешь? Перекусить, чтобы перебить алкоголь, или баллончик, чтобы обжечь глаза и заставить забыть, что эта ночь вообще была?
Её голос снова становится хриплым и нормальным.
— Думаю, что баллончик может произвести противоположный эффект.
— Вполне справедливо, — я кладу его на место своего перочинного ножа. — Как насчёт бесплатной лоботомии?
Она стонет и выпрямляется, покачиваясь на ногах и хватаясь за меня, чтобы удержать равновесие. Я роняю сумочку на землю, чтобы подхватить её.
— Все из школы видели? — спрашивает она, уткнувшись лицом мне в плечо. Это звучит как мольба о пощаде.
— Вряд ли всё. Учителей там не было, — замечаю я с лёгкой улыбкой.
Она стонет громче, обхватывая голову руками.
— Я больше никогда не буду пить.
— Конечно, конечно, — я провожу дрожащей рукой по её волосам. По моим щекам текут слёзы, но я не показываю ей их. Я просто рада, что с ней всё в порядке. Я рада, что драка не стала хуже. Но я не могу сказать ничего из этого, не расстроив её. В данный момент моим единственным желанием является всё исправить. Доставить её домой в целости и сохранности.
— Я серьёзно, — хнычет она. — Я… я не знаю, о чем думала. Я никогда раньше не дралась. А у этой сучки ногти были чертовски острые. — Она касается пальцами отметин на щеке и шипит. Я чувствую жжение, будто это моя собственная боль, стук моего сердца отдаётся в ушах. Эта ночь могла закончиться намного хуже.
— Ты пыталась защитить меня, — говорю я, заставляя себя говорить нормальным голосом. Заставляя себя не обращать внимания на пот, выступивший на её коже. Кровь запеклась возле её уха. — А ещё ты была очень пьяна. И раздражительна.
— Прости, Несс, — рыдания сотрясают её хрупкое тело. — Я чувствую… у меня так сильно болит грудь. Я будто не могу дышать. Мне так жарко…
— Это адреналин. Твоё тело в шоке. Как только началась эта драка, это было похоже на… ты словно испарилась, — я с трудом сглатываю. Она дрожит, и её кожу всё ещё лихорадит. Может быть, это не только из-за жары. Может быть, что-то не так. Действительно не так, и…
Нет. Я не могу так думать. Не сейчас. Если я не смогу держать себя в руках, то и она не сможет.
— Они это заслужили, — Селеста отстраняется и задирает подол рубашки, чтобы вытереть глаза, прежде чем сесть на бордюр. Всё её тело напрягается. — У тебя всё ещё кровоточит колено.
Я сажусь рядом с ней, кладу руку ей на плечо, потому что не могу удержаться, чтобы не прикоснуться к ней. Чтобы не утешить её.
— Всё в порядке. Я даже не чувствую.
Некоторое время мы сидим в тишине. В конце концов, её дыхание выравнивается. Её щеки бледнеют, румянец сходит с них. Это снова Селеста — просто Селеста. Большие карие глаза находят мои в темноте.
— Я хотела защитить тебя.
— Знаю, — я прижимаюсь к ней головой, в моей руке тяжёлый и холодный нож. — Я думала о том, чтобы убить её. Когда она ударила тебя, я подумала о том, чтобы самой сразиться с ней.
— Это потому, что ты упрямая и преданная, и… и мы — сёстры, — говорит Селеста. — Ты ведь знаешь это, правда? Ты единственная семья, которая мне когда-либо нужна. Ты для меня семья, Ванесса Харт.
— Ты для меня тоже, Селеста Уорд. Навсегда.
Она переплетает свой мизинец с моим, и улыбка на её лице возвращает меня на одиннадцать лет назад, когда мы впервые встретились. Она смеётся, и давление на мою грудь ослабевает. Я снова могу дышать. Всё… всё будет хорошо.
— Не могу поверить, что ты чуть не станцевала с Максом Кайденом, — говорит она, толкая меня в бок.
Я прячу румянец за волосами.
— Не думаю, что я ему понравилась.
— Не слушай этих придурков. Ты бы ему понравилась, если бы ты с ним потанцевала.
Хотя я знаю, что её слова — ложь, всё равно заставляю себя чувствовать надежду.
— Ты так думаешь?
Она подталкивает меня локтем.
— Конечно. У вас с Максом всё ещё есть шанс. Если только мы сможем придумать, как ты будешь произносить настоящие слова, а не просто пускать слюни.
Я зажимаю ей рот рукой, не в силах удержаться от хихиканья.
— Будто бы ты ведешь себя лучше? Я скучала по тебе, Бруклин! Я люблю тебя, Бруклин! Я хочу от тебя детей, Бруклин!
Она лижет мою руку, и я с визгом отдергиваю её. Она, однако, смеётся. Я тоже.
— Думаю, он мне действительно нравится. Может быть, даже очень.
— Знаю, что нравится.
— Конечно. Ванесса Харт всегда всё знает, — она высовывает язык, хихикая, прежде чем опустить взгляд в землю. — А ты… как ты думаешь…
— Да, — отвечаю я, не давая ей закончить мысль. — Он хороший, Селеста. Более того, он хорош для тебя.
Она выдыхает.
— Тогда, думаю, нам стоит подумать о том, чтобы уехать. Пока не пришли копы и не арестовали нас, а парни не отказались просить нашей руки.
По какой-то причине я больше не беспокоюсь. О копах, парнях или даже о событиях, которые произошли сегодня вечером. Я чувствую себя легче, расслабленнее, мышцы больше не напряжены в тревожном ожидании. Пока я с Селестой, я знаю, что со мной всё будет в порядке.
Я не спеша встаю, стряхиваю песок с её тела и распутываю волосы.
— Если мама застанет меня в таком виде, она снова отправит меня в библейский лагерь, — бормочет Селеста.
— Если до этого дойдёт, ты переедешь ко мне, — говорю я. — Я отказываюсь отпускать тебя куда-либо на целый месяц без меня.
— Слава богу, — говорит она. — Давай посидим в Жуке, пока не протрезвеем настолько, чтобы ехать домой. Я не могу сейчас вернуться на вечеринку и просить Бруклина подвезти.
— Согласна, — мы направляемся к её машине, взявшись за руки и покачиваясь. Ожидание в течение пары часов кажется сейчас самой легкой вещью на свете. Мы смотрим в обе стороны, когда переходим улицу, и внезапно Селеста крепче сжимает мою руку. Она притягивает мою руку к себе. Сначала я думаю, что это ласково, и жду её обычного уверенного пожатия. Но этого не происходит.
Она сжимает губы, хныкнув, голова полностью поворачивается влево