– На что ты планируешь потратить деньги? – Глава Секретной Службы плеснул виски в два бокала и передал один из них Ридершипу. – Мы и так поддерживаем всех, кто выступает против коммунистического режима. Яркий пример – тот же Солженицын. Делаем репринты, распространяем, радио вещает… Что ты собираешься делать по-другому?
Майкл открыл свой дипломат и достал оттуда кипу листков.
– Вот, посмотри. Это все описание наших будущих проектов. Например, глянцевые журналы, часть из которых рванется рекламировать западный образ жизни совершенно самостоятельно, вкладывая собственные средства. Однако этого мало: экспансия должна идти со всех сторон, а главное – изнутри. Мы планируем, Дейв, следующее, – Майкл сделал большой глоток виски и продолжил: – Статьи и передачи, в которых разоблачается политика советских лидеров, умаляются достижения и так далее. В толстые литературные журналы, которые читает интеллигенция, элита общества, запустить якобы запрещенные доселе произведения. Что-то найдут из неопубликованного, что-то надо будет написать и выдать за старое. На эстраду надо выпустить целую армию певцов, которые будут петь легкие песни, затирая патриотическую тематику. Западным звездам организуем гастроли. Фильмы, разоблачающие прошлое. Запустить назад в страну уехавших актеров, режиссеров, писателей и раскрутить их по полной – они будут говорить и делать то, что скажем. – Майкл произносил слова отрывисто, бросая листки обратно в кейс.
– Ты уверен в том, что тебе дадут все это делать? – в голосе Дэвида Камминга звучал скепсис. Он проработал в отделе, занимавшимся шпионажем в СССР, слишком долго, чтобы иметь какие-то иллюзии по поводу выступления нового Генерального секретаря КПСС. Красивые слова коммунисты говорить умели, только «светлое будущее» они всегда представляли себе как-то сильно по-своему. Картина, которую нарисовал Майкл, никак не хотела вставать перед глазами…
К концу восьмидесятых размах деятельности культурно-массового отдела, как в шутку, на манер русских, называл свой департамент Ридершип, достиг таких размеров, что скептиков больше не осталось. А когда в 1991 году радиостанция «Эм» сразу начала выступать против ГКЧП, ее вещание не удалось прервать даже КГБ. Майкл потирал руки: он сам не ожидал, что действия его команды окажутся такими продуктивными.
В 2022 году Дэвиду Каммингу исполнилось семьдесят восемь, а Майклу Ридершипу – семьдесят пять. Оба ушли в отставку и в последние годы изредка консультировали коллег в Секретной Службе. До поры до времени они считали, что сделали свое дело по подрыву советской идеологии на отлично и даже лучше, чем на отлично, вырастив новое поколение русских, для которых слово «Совок» являлось ругательным и ассоциировалось только с негативом, а «Родина» значило нечто размытое и неопределенное. Но в течение последних месяцев ситуация менялась на глазах. В итоге их вызвали в штаб-квартиру в Лондоне. Дейв прилетел в холодную, дождливую столицу из Калифорнии, где жил в огромном особняке на берегу океана, а Майкл летел с небольшого острова в Индийском океане. Его дом, может, и не был так велик, как у друга, зато весь остров принадлежал только ему. В итоге, в штаб-квартире оба появились в одно и то же время – отставка не повлияла на дисциплинированность и собранность.
В лифт одновременно зашли двое высоких, загорелых мужчин в дорогих светло-голубых костюмах. Седина не выдавала возраст – они выглядели лет на двадцать моложе. Теперь Майкл и Дейв хотели бы не выглядеть моложе на двадцать лет. Нет, они страстно желали перенестись в прошлое на самом деле. Но оба понимали, что переноситься придется в куда более давний период: в годы, предшествовавшие нашумевшему Пленуму ЦК КПСС, с которого началась столь обожаемая ими перестройка. Видимо, она в России, наконец, закончилась. Вместе с гласностью, ускорением и демократизацией…
2022 год, Москва
Глава 1
Ирина Леопольдовна Годунова прилаживала на голову парик. Годы никого не красят, но она – человек публичный, знаменитая певица. Немного в прошлом знаменитая, и тем не менее. Годунова всегда утверждала, что пластических операций не делала, однако на деле пришлось, и не раз. Оттого и волосы повыпадали. Справившись с задачей, она вышла из своего будуара в большую гостиную, где ее ждал журналист с оператором.
– Ирина Леопольдовна, почему вы вернулись в Россию? Ваш муж, известный журналист, публикует скандальные статьи, выступает на телевидении и упорно заявляет о своем несогласии с российской политикой. Зачем вы покинули гостеприимную Латвию? Неужели вы не боитесь?
Вопросы с Федькой Годунова обсудила заранее. Она его вытащила из дерьма, из крохотной газетенки провинциального городка. Свой человек. Ирина Леопольдовна закинула ногу на ногу и взбила своим знаменитым жестом густые блондинистые волосы.
– Ха, – выкрикнула она со знакомой всей стране интонацией, – нет, Федор, я не боюсь! Я приехала навести порядок в умах моих соотечественников. Хочу сама посмотреть в глаза всем! Да, они набросились на Ефима, как свора собак. Я восстановлю справедливость. Он не зарабатывает на правде – он ее глаголет! – Ирина Леопольдовна чувствовала, как ее слог становится все более напыщенным, но остановиться не могла. «Бог с ним, так даже лучше, искреннее, – пронеслась мысль, и она продолжила: – Правда должна быть доступна людям. Я приехала спасать Россию, которая тонет во мгле!» – про мглу, наверное, перебор, и уже кто-то из классиков говорил похожее, однако Годунова не стала просить Федора вырезать это место.
– Вы здесь планируете концерты? Вы выйдете снова на сцену?
– Я готова! Если позовут, если я буду нужна моим зрителям, я приду!
После выхода интервью в эфир Ирина Леопольдовна ждала настоящего шквала звонков. Она предупредила своего директора о грядущем аншлаге, и та начала потихоньку изучать свободные площадки для концертов на ближайшее время: нынче все приходилось делать быстро, память у людей стала короткая – через месяц все уже забудут о приезде «спасительницы» и переключатся на кого-нибудь другого.
В Латвии Годунова откровенно скучала. Маленькая, провинциальная Юрмала хоть летом и кишела туристами, все равно отставала от Москвы на несколько порядков. Выезд певицы в длинном открытом кадиллаке не производил никакого впечатления на окружающих. Только в самом начале к ней подходили за автографом, фотографировали, и то без должного ажиотажа. К тому же русских туристов там было мало, а местные быстро привыкли к ее появлениям то там, то сям. В Израиле Годунова веселилась чуть больше, но огонька эмиграции не хватало. Они лепетали: «Ой, сама Ирина Леопольдовна» и щелкали ее на мобильник. В основном, пресса и обыватели были увлечены Ефимом, который жег напалмом: поняв, что все пути назад отрезаны, он рубил «правду» сплеча, тем более что транши из Лондона поступали регулярно, равно как и тексты, которые следовало печатать и произносить на