А Филин к Ане так и не пришёл. Оказалось, это была лишь мимолётная его фантазия, о которой он сразу забыл. Аня ему, конечно, очень нравилась, но связывать себя узами отношений Филин не собирался. Так что угрызения совести о том, что увёл девушку у друга из-под носа, меня не долго мучили.
Я был счастливым человеком – дружил с самой красивой девушкой в школе, которую давно любил. Но, увы, дружба наша быстро скатилась к искусственности. Безусловно, мы нравились друг другу, у нас были схожие пристрастия в области музыки и кино. Но музыка и фильмы объединяли многих наших сверстников. В остальном же мы были антиподами. Я мечтал об уединённой жизни в тайге, об охоте, рыбалке, приключениях. Аня же говорила только о далёких городах, сверкающих японских машинах, курортах, отелях, яхтах, модной одежде и украшениях.
Чаще всего мы встречались по вечерам в её подъезде, где разговаривали и целовались. По воскресеньям ходили в ДК «Октябрь» – в кафе или на дискотеку. Иногда сидели в каком-нибудь из многочисленных видеозалов, разбросанных по подвалам многоэтажек. Или гуляли по пробуждающемуся весеннему городу, шагая по асфальтированным и дощатым тротуарам, лежащим вдоль недавно посаженных берёзовых аллей.
В мае наши встречи стали редкими, потому что близился к концу одиннадцатый класс и мне нужно было готовиться к сдаче выпускных экзаменов. В конце мая, окончив десятый класс, Аня на всё лето уехала с родителями к бабушке в Сочи.
А через месяц после её отъезда я, сдав экзамены, получил аттестат. Это всё, что я могу сказать об окончании учёбы. Для меня последний звонок не был чем-то торжественным и значимым, как бывает у многих. Я хоть и проучился все десять лет в одной школе, заканчивал её в кругу малознакомых людей. Все мои одногодки в школе № 6 были разделены при зачислении в 1981 году на три класса с литерами «А», «Б» и «В». За первые семь лет учёбы многие из них переехали в новые высотные микрорайоны нашего интенсивно строящегося города и перешли в другие школы, растущие в этих микрорайонах как грибы. В начале восьмого года обучения наш класс с литерой «В» расформировали. С горсткой бывших одноклассников я был втиснут в 8 «Б». К девятому классу вступила в силу новая школьная реформа, и мы через этот класс перескочили сразу в десятый. Через год, когда я перешёл в выпускной класс, мы покинули деревянную школу на улице Буровиков и переселились в новое трёхэтажное бетонное здание, построенное на унылом пустыре на задворках Центральной городской бани. Эта новая школа за год учёбы так и не стала для меня родной. Старая одноэтажная с длинными узкими коридорами и маленькими уютным классами мне всё же милее. И в воспоминаниях моих она до сих пор цела, до сих пор слышатся во снах звонки, шум и гам на переменах, и до сих пор я мечтательно смотрю на уроках сквозь её окна на однообразные пейзажи, на птиц, которые сидят на ветках, колышущихся от ветра… В новой школе меня ждало очередное разочарование: меня перевели в класс с литерой «А». К тому времени от старых одноклассников почти никого не осталось. 11 «А» был чужим для меня. Вот почему я не праздновал окончание учёбы на выпускном вечере.
Мать, всё ещё державшая обиду за неоконченные мной медкурсы и моё нежелание становиться врачом, наотрез отказалась финансировать учёбу в институте по специальности биолог-охотовед. И в лесохозяйственный техникум, где я надеялся в виде компенсации получить хотя бы специальность лесника, она тоже меня не отпускала. Вернее, отпускала, но отказывалась оплатить даже дорогу. И мне пришлось оставить надежды на обучение.
Я устроился разнорабочим на звероферму в эвенкийское село Первомайское, что находится в двенадцати километрах от города. На звероферме разводили песцов и лисиц-чернобурок. В мои обязанности входили ежедневная распилка и колка дров для кухни, разгрузка поступающих на кухню продуктов, развозка и раскладка корма, чистка и ремонт клеток. Причём я курировал только сектор, где содержался повзрослевший молодняк, недавно отлучённый от матерей. Возиться с лисятами и ухаживать за ними было интересно. Очень быстро у меня появились свои любимчики, которым я придумал забавные имена. Лисята же, несмотря ни на что, оставались дикими и не давали себя приручить. При пересадке из клетки в клетку, когда это требовалось для ремонта, норовили укусить меня, а когда я всё же ловил их за хвост (именно так безопаснее всего пересаживать зверьков – за хвост вниз головами), верещали и бессовестно писались от страха.
Работа на ферме мне нравилась: я почти не общался с людьми, работал либо в полном одиночестве, либо в компании своих мохнатых питомцев. И только мысли о несбывшихся учебных планах омрачали мою жизнь. А ещё я очень скучал по тайге и нашему зимовью на Гилюе, где, в отличие от Макса и Филина, не был ни разу за всё лето. Мои вылазки на природу ограничивались лишь редкими походами за грибами и сбором голубики. Скучал я и по Ане. Письма из Сочи приходили всё реже, да и писала она канцелярски-лаконично о каких-то малозначительных вещах: о погоде, температуре воды в море, летних кафе и машинах, а также об огромном количестве цветов, которые ей подарили поклонники. Нежность из её писем постепенно выветривалась. А потом письма и вовсе перестали приходить.
Каждый день, кроме субботы и воскресенья, в семь часов утра я шёл через Мостострой до речки Тынды, переходил её по раскачивающемуся подвесному мосту, садился в пыльный автобус Тында – Первомайский и ехал на работу. А вечером тем же маршрутом возвращался домой. Эта размеренная жизнь тяготила меня своей предсказуемостью. Она длилась бы, наверное, до пенсии, как длится у многих людей, не имеющих ни целей, ни возможностей для их исполнения, но вмешался случай…
В августе на одну из первых зарплат я купил в книжном магазине «Чароит» крупномасштабную ученическую карту Амурской области. Повесил её на дверь – единственное оставшееся свободное пространство в моей комнате. На большеформатном листе были указаны реки, горы, заболоченные низины и даже животные, обитающие в той или иной местности. Больше всего меня притягивали тёмно-коричневые складчатые склоны Станового хребта с синими извилинами рек Лáрба, Сиги́кта, Унахá, Бря́нта, Мульмугá… Были среди них и родные для меня Гилюй с Тындой. И чем больше я смотрел на карту, тем сильнее мне хотелось побывать на манящих горных реках. Я каждый вечер путешествовал по ним мысленно. Но