Мы бросились лихорадочно бегать по становищу, проверяя, не пропало ли чего среди беспорядочно раскиданных нами вещей. Но ночной гость оказался деликатным зверем. Он лишь полюбопытствовал, кто нарушил покой в его владениях, и удалился, ничего не тронув.
– Теперь вещи будем компактнее складывать, а не разбрасывать по всему берегу, – бурчал Макс, собирая наши пожитки. – И звери растащить могут, и дождь промочить, да и самоорганизация ещё никому не вредила.
Мы развели костёр и попили чая. Я сплавал на заводь и снял сети, которые в эту ночь оказались пустыми. Перетаскав в лодку упакованные рюкзаки, мы покинули косу и пожелали удачи чересчур любопытному обитателю этих мест – медведю.
В полдень мы проплыли мимо посёлка Могот. Больше на всём протяжении реки населённых пунктов не ожидалось. Макс рыбачил. Я управлял лодкой. На плёсах налегал на вёсла, на перекатах лавировал между валунами.
В этот день мы почти не сходили на берег. Небо было безоблачным, бездонно-синим. Прохладный воздух реки смешивался с тёплыми волнами ветра, налетающими с сопок. Было не холодно и не жарко. Комфорт такой, какой бывает на Становом хребте только в начале сентября. Несмотря на все старания, улов у друга был сегодня невелик. На спиннинг ничего не попалось. Лишь на удочку удалось взять парочку мелких хариусков.
Мне нравилось плыть вот так размеренно вниз по течению среди бескрайней желтеющей осенней тайги, но я всё же ощущал некоторую скуку от отсутствия приключений, которые мне могла дать только охота. Поэтому, когда вечером мы вновь пристали на ночную стоянку, предложил Максу завтра разделиться. Макс поплывёт по реке и будет не спеша ловить рыбу, а я пойду берегом и поохочусь. Так и решили.
На тайгу вытекла из космоса ночь. Мы сидели у костра, пили чай, одну кружку за другой, слушали треск дров и шум переката и вели неспешную светскую беседу.
Незаметно на небо выкатилась огромная луна, и с противоположного берега послышалось громкое утробное «у-у-у-у-у…». Мы одновременно повернули головы и увидели картину, которая до сих пор стоит у меня перед глазами: ночь, огромный жёлтый диск луны, старая, высохшая на корню лиственница с перекрученными лапами и огромная сова, гулко ухающая на самом толстом суку. Сова полностью вписывалась в светящийся диск луны вместе с веткой, на которой сидела. Именно такие картины я видел в книжках про ведьм и колдунов. И вот передо мной похожее полотно, но уже «в оригинале», написанное самой природой.
Я не смог усидеть на месте, встал и заворожённо смотрел на противоположный берег.
– Красота какая! – вырвалось у меня.
– Чего красивого-то? Ухает и ухает, жути только нагоняет. Не люблю сов, – проворчал Макс, помешивая палкой угли в костре.
– Это не сова, это – бородатая неясыть. Слышишь, голос какой громкий, глухой и монотонный…
– Всё равно. Что сова, что неясыть – один хрен дурная птица.
Мы налили ещё по кружке чаю, но разговор не клеился. Неясыть продолжала свой концерт. Звук её голоса стал громче. Макса это нервировало.
– Да что тебе тут надо-то? Во всей тайге больше места нет? – крикнул он, обращаясь к птице. – Неужели именно возле нашего табора надо сидеть?
Я только улыбался, глядя на друга.
Через полчаса Макс не выдержал:
– Серёга, дай ружьё, я её застрелю! Сил уже нет слушать эти вопли.
Я пошёл к палатке за ружьём.
– Только там птицу не бросай, сюда привези, я ни разу вблизи неясыть не видел, – сказал я другу, протягивая «Белку».
Макс подтолкнул к воде лодку и поплыл на другой берег. Вскоре плеск вёсел стих, Макс скрылся в чёрной лесной чаще. Я стоял и смотрел на ночную певицу. Наглость её не знала границ. Она никак не отреагировала ни на лодку, ни на человека с ружьём.
Всё прервал хлёсткий выстрел. С жёлтого диска луны в одно мгновение стёрлась и неясыть, и толстая корявая ветка, на которой она сидела. Вскоре из темноты снова послышался плеск вёсел. В лунной дорожке я увидел Макса с дичью в руках.
Вдоволь налюбовавшись на птицу, я предложил Максу съесть её. Жалко было просто так загубить дичь.
– Ты думаешь, сов едят? – недоверчиво спросил Макс.
– А какая разница, сова ли, рябчик, – ответил я и стал ощипывать добычу.
Желудок неясыти оказался наполнен грызунами. Их было три. Мышки ещё не успели перевариться.
– Так вот чего она концерт устроила, – констатировал друг, препарируя птицу, – после обильного ужина потянуло на эстетику, петь, видишь ли, захотелось.
Через час с небольшим мы уже ели наваристый суп из ночной хищницы. Особенно нахваливал блюдо Макс:
– До чего же вкусная и жирная эта неясыть, не чета рябчикам.
– Угу, – подтвердил я.
– Рябчики – что, кожа да кости, – продолжал друг, – ни навара, ни вкуса. Баловство одно. А тут настоящая еда: и мясо, и бульон, и аромат ни с чем не сравнимый.
Утром мы проснулись от мелкой дроби дождя по брезенту палатки. Небо было хмурым, с серыми всклокоченными облаками, торчащими из него, словно вата из старой подранной телогрейки.
Мы наспех позавтракали остатками совиной похлёбки и поплыли дальше. Вскоре моё внимание привлекла терраса, покрытая брусничником и поросшая редкими чахлыми лиственницами. Я решил высадиться на ней и поохотиться, как и планировал вчера вечером. Взяв с собой ружьё, семь дробовых патронов, пачку малопулек 5,6 мм и накинув тяжёлый прорезиненный балахон «химзащиты», который надевал в непогоду, я распрощался с другом. Встретиться условились на косе, километрах в пяти ниже по течению. Макс должен был выбрать место для стоянки и ждать меня.
Вот такой странный у нас был ориентир – «какая-то коса» в пяти километрах ниже по течению. Притом, что ни карт, ни компасов, ни тем более навигаторов, о которых мы тогда даже ещё и не слышали, у нас не было. Не было у нас и раций для связи. Как определить, та ли эта коса, о которой мы договорились, или не та, мы не подумали. А зря. Многих неприятностей можно было бы избежать.
Случилось так, что вскоре после того, как наши с Максом дороги разошлись, Могот разделился на два одинаковых рукава. Мой друг поплыл по левому рукаву, я же шёл по берегу правого. То, что Могот разделился, я сначала даже не заметил. Вскоре правый рукав начал дробиться на бесчисленные протоки, в которых я основательно петлял и плутал.
Как и условились, километрах в пяти ниже по течению Макс выбрал широкую косу, видную издалека, и затаборился, разведя костёр. Он ждал, что я скоро выйду