В тот день братья Э́льги на двух берестяных лодочках-умурэчýнах уплыли вниз по реке караулить изюбрей у водопоев. И в стойбище остались лишь она да больной дедушка Дулумну [79] с бабушкой Сулаки [80]. Сразу после ухода охотников появились два китайца. Они возвращались за Амур из Якутии. Много дней голодали, и их жёлтые тела высохли, как шкурки колонков [81] на правилках. Бабушка Сулаки накормила бедняг студенистым костным мозгом и горячим бульоном со взбитым оленьим молоком – итыком. А дедушка Дулумну продал им за один золотник полпуда вяленого мяса и кровяную колбасу в дорогу.
Три дня гостили китайцы в берестяном летнике [82] Киндигиров. За это время хорошо отдохнули и откормились парнóй олениной. Стойбище покинули ночью, ни с кем не простившись. А утром обнаружилось, что исчез мешочек с чумизой, остатки плиточного чая, а главное – почти новая «Арисака» с патронами. Братья выторговали её весной у купцов для Эльги. Пропал и штык-нож от винтовки, который так помогал орочонке в хозяйстве. Дедушка Дулумну очень расстроился: весь день сидел у костра, сосал холодную трубку и пел грустные песни. Вернувшиеся братья хотели было пуститься в погоню, но Эльга отговорила их. Ей приснился сон, что китайцы скоро и так погибнут в когтях амикана и уйдут в нижний мир – Харги́ Бýни, а винтовка вернётся меньше чем через тринадцать лун. Братья послушали Эльгу: их отец был шаманом, и после его гибели девушка стала избранницей духов, она одна из всех детей унаследовала колдовскую способность видеть будущее.
Зимой семья белковала в верховьях Гилюя, а в месяц сильных морозов [83] перевалила Становой хребет, откочевав на реку Сутам. Но когда с веток лиственниц упал снег и на южных склонах сопок стали появляться первые проталины, Киндигиры повернули к реке Уркáн. Взяв самых крепких оленей, братья уехали на прииски Верхне-Амурской золотопромышленной компании – уплатить ясак и обменять пушнину. Приказчик с красными, воспалёнными глазами, потный, кашляющий и беспрестанно сморкающийся в огромный носовой платок, снабдил их не только продуктами и патронами, но и смертельной вирусной инфекцией. Первые симптомы начались во время ночёвки в тайге. Кожа на лицах приобрела фиолетовый оттенок, голову пронзали стрелы нестерпимой боли, знобило, жгло в носу, и начался удушливый кашель. Появились галлюцинации в виде лая собак и голосов незнакомых людей [84]. Еле добрались орочоны до родной лосиной юрты, где и умерли через несколько дней один за другим от лёгочного кровотечения. А следом за братьями заболели и отправили свои души в верхний мир дедушка Дулумну с бабушкой Сулаки. Собаки и олени разбрелись по тайге. Эльга осталась одна. Когда она почувствовала признаки болезни, то сожгла юрту. Выследила и поймала маутом [85] любимого оленя Багдачана [86], запрягла его в нарты, кинула на них самые необходимые вещи: одежду, копьё-гиду, большой тесак уткэ́н, служивший ей после утраты штык-ножа топором, – и, укутавшись в шкуры, отправилась вниз по реке Тынде.
– Именно таким я тебя и представляла, – сказала девушка, очнувшись утром возле костра, который всю ночь поддерживал Ергач. – Я была здесь… во сне, а затем взяла бубен и послала к тебе призрак белого оленя, чтобы ты знал, что однажды, когда со мной случится беда, он привезёт меня.
Охотник смущённо протянул девушке кружку с горячим отваром чаги и брусничного листа. Та обхватила её сухими пергаментными пальцами и сделала несколько маленьких глотков:
– Я уже чувствую себя намного лучше, я долго болела в пути. Думала, замёрзну и уйду в мир верхних пастбищ [87]. Хорошо, что ты спас меня…
Ергач ничего не ответил. Но, вспомнив про упавшее дерево, подумал, что этой ночью они спасли друг друга.
Шло время, и девушка выздоравливала. Хозяйка Вселенной – Энекан Буга – смилостивилась и оставила Эльгу в среднем мире [88]. Теперь орочонка тревожилась, как бы хворь не перекинулась на охотника, так же как до этого перешла на неё от братьев. Но крепкий организм молодого таёжника оказался неуязвим для болезни.
Несколько дней, пока охотник ремонтировал избушку, пришлось спать на улице возле костра. Впрочем, было уже по-весеннему тепло даже ночью. А днём серый измученный снег превращался в липкое тесто; на реке поверх льда расплылись большие голубые лужи; а солнце припекало так, что кое-где обнажилась усыпанная жёлтой лиственничной хвоей земля и белый олений ягель; по тайге летал пряный и маслянистый запах багула.
Упавшее дерево сильно погнуло ствол Куприяновой винтовки, но вторая «Бердана» и «Арисака» оказались невредимыми. Узнав, что многозарядка раньше принадлежала Эльге, промышленник вернул её девушке. Впрочем, он бы и так подарил ей это оружие, ведь без винтовки одинокой девушке в тайге не прожить.
Отремонтировав избушку, Ергач сколотил для себя дополнительные нары, а своё место отдал девушке. Когда Эльга полностью выздоровела, они стали вместе ходить на охоту. Дичи было много: в сосняках устраивали свадьбы глухари, а на первых речных закраинах появились гуси и утки-кряквы. Эльга была хорошей напарницей и метким стрелком. Белый олень, который привёз девушку, свободно пасся в тайге, но, опасаясь бродивших в окрестностях медведей, которые только что встали из берлог и были голодны, не отходил далеко.
Детство Ергача прошло в тайге. Он часто общался с инородцами в стойбищах, на приисках, в станицах, поэтому знал орочонский язык. Эльга же немного говорила по-русски. Даже имя после крещения у неё было русское – Ольга. Но родные звали её Эльга, исказив на орочонский манер. За то время, пока она выздоравливала, молодые люди сдружились, много рассказывали о себе. Ергач поведал о Софье, на которой хочет жениться, о своём намерении найти золото и уехать в Благовещенск, чтобы открыть там пекарню и большую торговую лавку. Рассказал о трагедии прошлого лета – о ненайденном золоте Спиридона, о погибшем от рук разбойников Куприяне Ермолове.
Однажды, когда они возвращались с глухариного тока, Эльга сказала:
– Золота на Геткане нет.
Ергач нёс увязанных за мохнатые лапы и перекинутых через плечо тяжёлых черноклювых птиц. Хрустел под ногами лёд, тонкой коркой покрывший отпотевшую накануне марь; шёл изо рта тёплый пар, серебристо искрящийся в утреннем солнце.
– Золото где-то в той стороне. – Она махнула рукой в направлении Гилюя. – Сегодня буду камлать [89] и скажу тебе где.
Когда на синюю скатерть ночного неба посыпались золотинки звёзд и над заснеженной Тындой замерцали крупные следы Небесного Лося [90], Эльга развела перед