Я совсем не ожидал его тут сейчас увидеть. А он в свою очередь не ожидал увидеть художественную абстракцию вместо непоколебимо стоящей на земной поверхности избушки. Макс пережил тот же спектр эмоций и страданий, что и я часом раньше. Трудно быть спокойным, видя вместо уютного домика, в который ты вложил труд и часть себя самого, уродливые развалины.
Когда я поведал другу историю моего спасения, он удивился ещё больше. Снял рюкзак, повесил стволами вниз ружьё на сук дерева и долго ходил по руинам, комментируя:
– Вот тут, смотри, Серёга, лесина упала поперёк сломанного дерева, к которому мы привязали каркас. А дерево-то гнилушкой оказалось и потащило за собой всю конструкцию. Впрочем, какая разница. Такую махину никакой каркас бы не выдержал, даже металлический… – На этих словах он остановился, поднял что-то блестящее из-под обломков, приложил к уху и обрадованно произнёс: – Похоже, будильник мой… – Потряс немного. – Был…
Я подогрел суп и пригласил друга к столу. Отхлёбывая из миски, он рассказал, что видел рано утром мою мать, выходящую из дома на работу. Она сообщила, что я ушёл ещё вечером, и просила передать, что уже не злится и очень волнуется.
– Почему-то сразу понял, что ты тут. Взял твоё ружьё, рюкзак с лодкой и погнал сюда, – закончил Макс и дальше уже ел не отвлекаясь.
Опустошив котелок, мы снова вернулись к развалинам. Завели бензопилу и распустили ствол упавшей лиственницы, а заодно и фрагмент дерева, которое долгое время служило нам частью каркаса. Затем стали отдирать и сортировать доски и солдатские одеяла-утеплители.
Сначала мы собирались лишь отремонтировать наше жильё – сделать новый каркас того же размера и конфигурации и обшить его уцелевшими стройматериалами. Но чем больше мы разбирали завалы, тем сильнее мутировали и наполеонизировались наши планы. И к тому времени, когда поляна была расчищена, у нас уже окрепла твёрдая решимость строить новое зимовьё. За два года с момента строительства избушки мы выросли, набрались опыта и знаний (а Макс к тому же получил в училище диплом столяра), поэтому решили не мелочиться, а сразу строить добротное зимовьё – из брёвен. Такое же, как строили когда-то дед Илья и Санька Мохов. Даже немного лучше, потому что мы сможем объединить их опыт, учесть все ошибки и добавить что-то своё.
Наш проект отличался основательностью. Во-первых, мы решили использовать очень толстые брёвна, во-вторых, с полностью снятой корой и, в-третьих, с тщательно причерченным и глубоко выбранным пазом. Единственный недостаток заключался в том, что брёвна были осенние – сырые. И, забегая вперёд, скажу, что в лютые, пятидесятиградусные морозы первой зимы стены избушки рвало глубокими продольными трещинами с такой силой и треском, словно над ухом лупили из «Мосинки» [92]. Я рассказываю это со слов Филина, потому что зимой мы с Максом были далеко от этих мест. Но об этом чуть позже… Нужно было использовать лес, спиленный в морозы, в нём меньше всего древесных соков, он не лопается впоследствии, но ждать морозов не было сил.
Бензина и масла для пилы у нас имелось вдоволь. Здоровья и сил тоже. И мы принялись за работу, на которую, по нашим задумкам, должно было уйти около пяти дней. Но стройка отняла вдвое больше времени. Помешали холодные проливные дожди, сильно снижавшие производительность нашего труда.
Основание зимовья – оклад – положили в первый же день. Тщательно ошкурили брёвна и промерили диагонали.
Ночью у нодьи, сооружённой из упавшей лиственницы, Макс посвящал меня в таинство строительства сруба:
– Для того чтобы брёвна плотно прилегали друг к другу, их надо причертить и выбрать паз. Делается это очень просто. Кладём бревно на то место, где оно впоследствии будет лежать, и крепко фиксируем с помощью клиньев, чтоб, не дай бог, не упало. Затем проводим чертой [93] продольные линии, повторяющие неровности двух брёвен, снимаем, переворачиваем и бензопилой выпиливаем очертания паза по разметкам, сначала продольными надпилами, затем поперечными. После этого глушим пилу, берём топоры и выбиваем обухом паз. Сетка надпилов будет разлетаться по сторонам деревянными кубиками, на месте которых появится углубление. Все неровности этого углубления доработаем топорами. Углы заделаем «в лапу», вырубив на концах брёвен выемки, так быстрее. Ну а дальше уже дело техники: готовое бревно перевернём пазом вниз и отнесём туда, где причерчивали. Но перед этим на нижнее постелим влажный мох…
– А почему именно влажный? – поинтересовался я.
– Во-первых, сухого сейчас нет, а во-вторых, сухой крошится.
Утро началось с валки леса. Нам не хотелось портить вырубкой пейзаж возле избушки, поэтому, углубившись в тайгу метров на триста, мы отыскивали нужную по диаметру лиственницу и валили её бензопилой. Затем распускали на брёвна, коих из одного дерева получалось три, а то и четыре штуки, отрубали сучья и снимали кору. И уже готовые ошкуренные заготовки волоком, привязав к одному их краю верёвку, подтаскивали к стройплощадке.
В тёплые погожие дни у нас вырастало по два красивых жёлтых венца, а в дождливые скорость падала до половины венца. Под проливным осенним дождём, без возможности погреться наше состояние и так было подавленным, а ещё и скользкие, словно гигантские обмылки, брёвна не слушались, то и дело вытекали из рук, падали… иногда на ноги… иногда достаточно больно…
Тут, как и в случае зимнего строительства первой избушки, снова предвижу скептические замечания профессионалов: дескать, зачем нужно столько лишней работы по ошкуриванию брёвен. Ведь почти все таёжники в целях экономии времени и сил кору оставляют. В лучшем случае стёсывают топором полоски на брёвнах на внутренней стене избушки. Два года назад, когда мы на пределе сил строили в морозы зимовьё, нам хотелось доказать себе, что не боимся трудностей. Сейчас же мы руководствовались лишь тягой к прекрасному. Много лет спустя Макс стал профессиональным плотником-рубщиком: поставил себе двухэтажный деревянный дом в деревне, а уж сколько срубил жилья людям – и не сосчитать. Это стало его профессией, в которой он достиг мастерства только потому, что с той самой таёжной избушки старался делать работу не только качественно и на совесть, но ещё и так, чтобы на неё было приятно смотреть.
Из-за дождей вода в Гилюе оставалась высокой и грязной, поэтому вся рыба ушла на ямы. Только Медвежье озеро кормило нас карасями, попавшими в сети. Иногда я ходил на охоту. Шатался по берегам илистых проток, стреляя уток. Однажды даже случайно