– Да, они приедут, когда смогут, – повторила Иро.
– Мне тут птичка напела, что вы вчера немерено шоколадок съели.
Иро и Леда переглянулись. Она-то откуда знает? Госпожа Харула никогда не выходит из дома. Раз в столетие к ней заходит зеленщик Сотирис, и она надиктовывает ему свой заказ. Немыслимо, чтоб она рассказала зеленщику про их посиделки!
– Какая птичка? – с деланым безразличием спросила Иро.
– Да та же, что насвистела мне, будто вы задумываете провернуть кой-что безумное.
– Ничего такого мы не задумали.
– Прекрасно, не то ваш дедушка, старый чудак, прихлопнет вас на месте, если узнает, что вы его ослушались.
– Мы?
– Нет, другие две девочки, которые вчера стрескали целую шоколадную фабрику и магазин в придачу. Вы вообще знаете, как Харула потеряла зрение?
– Как?
– От шоколада. Никак не могла остановиться, всё ела да ела. Ее папа владел бакалеей, которая теперь принадлежит Сотирису. Однажды она в одиночку съела все шоколадки, которых должно было хватить на несколько месяцев торговли. Э, месяцами в деревне никто шоколада в глаза не видел, потому что Харула всё умяла в один присест. Сахар у нее в крови подскочил до тысячи20. От такого количества сладостей она перестала что-либо видеть.
– Неужели рядом никого не было?
– Никого. С тех пор как умерла Мария, никого.
– Почему? Разве они с госпожой Марией родственницы?
– Мария вышла замуж за брата лучшей подруги. То есть Харулы.
– У них не было детей?
– Не было. Они только-только поженились, когда ее муж умер.
– И больше она замуж не выходила?
– Никогда. Мария в итоге сбрендила. Ей всё казалось, будто муж приходит к ней каждый вечер и они танцуют. Я ее спрашивала: «Госпожа Мария, как прошла ночь?» – а она мне: «Пляски до утра! Только Харуле не рассказывай, а то обзавидуется».
– И что, к ней правда кто-то приходил?
– Ага, конечно, с того света. Думай, что говоришь, Леда.
– А что такого-то? Может, у нее еще какой друг был.
– Мария жила в ином мире. И могу сказать… Да, могу сказать, она была в нем счастлива. В последние годы жизни она словно заново расцвела. Носила свои девичьи платья. Красилась ярче, чем в молодости.
– Значит, они были лучшими подругами?
– Ох. Под конец Мария решила, будто Харула настраивает брата против нее. Забудьте. Говорю же, она жила в ином мире. И не только она.
– Что ты имеешь в виду, Виргиния?
– Посмотрите вокруг: другие тут тоже не могут расстаться с призраками прошлого. Почему, скажем, ваш родной дед витает в том мире?
– Потому что очень любил нашу бабушку?
– Он жил ради нее. Обожал ее. Не знаю, кто бы еще так кого любил.
– Я знаю, – сказала Иро. – Моя мама и мой папа так любят друг друга.
Вечером они, конечно же, не стали ничего говорить дедушке о предстоящей вылазке на озеро. Если повезет, получится сбегать туда и вернуться так, что он и не заметит.
Поздно ночью, когда все, кажется, уже спали, Леда встала и попыталась включить ночник, но не вышло. Рядом с тумбочкой она нащупала спичечный коробок. Вытащила одну спичку, зажгла свечу в подсвечнике и полезла в шкаф за маминым дневником. Многие страницы изжевала влага, и они стали совершенно нечитаемыми. С немалым трудом Леде удалось разобрать одну, хотя некоторые буквы совсем стерлись.
Стех пор как мама ушла, папа совсем про меня позабыл. Не то чтобы он перестал меня любить. Просто унего больше нет глаз, нет рук, нет рта, ничего нет. Нет радости. Нет причины просыпаться поутрам, потому что нет мамы. Мне страшно. Я боюсь, что он тоже покинет меня и я останусь совсем одна. Я весь день слоняюсь где-нибудь. Ухожу к Вирго21, и папа никогда меня не ищет. Позавчера, когда я гуляла по деревне, меня окликнули тетя Мария и тетя Харула. Им привезли большую коробку. Они ждали нас с Виргинией, чтобы ее открыть. Там было радио. Мы включили его в розетку и услышали музыку. Чуть с ума не сошли от радости! Прыгали, кричали, обнимались. Харула приготовила огромный пирог, мы ни крошки не оставили. У меня разболелся живот, и на него положили теплые полотенца. Я провалилась в дрему, но все равно не один час слышала, как они поют под музыку, которую передавали. Харула аж захотела переехать к Марии, поселиться в комнате с радио и под него спать. Было уже очень поздно, когда Мария объявила, что радио устало и ему надо отдохнуть, а нам пора по домам. Виргиния ушла пораньше. Я взяла Харулу под руку, чтобы ее проводить, хотя она и живет в двух шагах. «Давай-ка, малышка, поднимемся наверх, – сказала она мне, – дам тебе шоколадку». Выдала мне ее и попросила закрыть дверь, когда буду уходить. Я закрыла дверь, но не ушла. Когда я поняла, что Харула заснула, я поднялась и легла на диван. Мне не хотелось возвращаться домой. Я хотела, чтобы папа испугался; чтобы ему было так же страшно, как мне. Хотела, чтобы он проснулся в ужасе: вдруг меня тоже не стало. В ночи он пришел и забрал меня. Не знаю, откуда он знал, где меня искать. Посадил меня за собой на лошадь и вновь не произнес ни слова. Я обняла его, и на секунду мне показалось, что мама ждет нас дома. Но мама не здесь. А мне предстоит прожить всю жизнь в мире, в котором нет ее.
* * *
Когда Леда прочитала последние слова, свеча погасла. Будто задул кто из иного мира. Леда разрыдалась. Она плакала из-за того, что прочитала в дневнике. Плакала, потому что скучала по маме. Плакала по папе. Папа ничего им не сказал. Только что ему нужно уехать, и там он будет сражаться, чтобы поправиться. «Можно я поеду с тобой, пап?» – спросила она. Но папа ответил, что каждый ведет такую борьбу в одиночку. Впервые в жизни Леда испугалась, что папа больше никогда не вернется. И заледенела от ужаса. А вдруг с папой что-то случится, и у мамы больше не будет причин просыпаться по утрам?
Страхи-близнецы
Дедушка мог бы заподозрить, что девочки что-то замышляют, потому что вели они себя совершенно не так, как обычно, будто местами поменялись. Иро словно язык проглотила, а Леда, напротив, болтала без умолку. Иро едва притронулась к еде, а Леда, наоборот, попросила второй стакан молока – того самого, что воняло козой. Едва