Небеса пылали над ними. Солнце погрузилось в океан и само стало океаном, в объятия которого остро хотелось окунуться.
Маленький Учитель улыбнулся печальной прощающей улыбкой и ничего не ответил. Широко распахнутые морские глаза его стали еще ярче и красивее. В них сияли россыпи нездешних звезд… а может, и вправду горели крохотные новорожденные светила? Похоже на то: в самом центре циановых радужек ярко сияли солнца. Элиар понял: отныне эти глаза будут сниться ему, заменив все многолетние кошмары. Глаза Учителя смотрели словно сквозь него — в другой мир.
Очертания улиц и зданий постепенно таяли, все направления стирались, и вот они уже плыли над бесконечностью, над морем первоогня, над единственным мигом, замкнувшимся в неразрывное кольцо.
И каждая точка содержала в себе все мироздание, и в каждом мгновении скрывалась вечность — словно гора, заключенная в крохотное горчичное зернышко.
И парили посреди сияющей пустоты, переплетались и проступали друг сквозь друга под беспредельными лучами нового светила божественный винный феникс и винный дракон, ставшие вдруг одного цвета, — два зверя, слитые воедино… и падали куда-то вверх, в стремительно восходящее новое солнце, для них двоих распахнутое настежь.
В мире, где не было больше никого, они вместе падали, падали, падали прямо в солнце.
То было подлинное слияние душ. В этот миг время застыло — и вновь начало ход, возобновилось с исходной точки.
Словно бы наяву Элиар слышал неумолчный звон колоколов, провозглашающих чудо. Начиналась новая эпоха, о которой говорил Учитель.
* * *
Межвременье. Сезон, когда зерна прорастают
Прорастают побеги бамбука. День тридцать восьмой от пробуждения
Бенну. Цитадель Волчье Логово
*черной тушью*
Когда Элиар вернулся в привычную реальность, к его облегчению, вокруг вновь оказались знакомые Красные покои и покинутая не так давно опочивальня Учителя.
Неизвестно как оказавшаяся рядом Шеата смотрела на него очень странно. Глаза у нее были совершенно дикие и как будто влажные… от… слез? В руке блестел окровавленный ритуальный нож Яниэра, который Шеата, по-видимому, только что выдернула из его сердца. С длинного белого клинка тягуче капала кровь, полная могущества черного солнца. Элиар рефлекторно прижал руку к груди: на месте выхода острия одежда была разорвана и насквозь промокла от крови. Но сердце, удивительное дело, билось как ни в чем не бывало. Черный жрец невольно усмехнулся: выходит, Яниэру оказалось не по статусу принести его в жертву.
Обернувшись на Первого ученика, Элиар наткнулся на его ошеломленный взгляд и почти различил в прозрачных глазах страх. Кажется, случилось нечто очень важное. Кажется, они сотворили невозможное… но единственное, что волновало сейчас Элиара, — состояние Учителя.
— Что произошло здесь? — хрипло спросил Черный жрец.
— Вы… вы были мертвы, ваше высокопреосвященство… — растерянно отозвалась Шеата, решив, что вопрос ее господина относится к его собственному ранению.
Элиар поморщился от несообразительности приближенной. О небожители, что за глупости… этого просто не может быть. Он был мертв? Прошел сквозь смерть и вернулся обратно? Невозможно.
Впрочем, не время сейчас терзаться загадками — были дела посерьезнее.
— Что с Учителем? — не решаясь прямо посмотреть на постель наставника, кратко уточнил Элиар.
— Похоже, кровь Красного Феникса полностью очистилась, — вмешавшись в этот допрос, сдержанно ответил Первый ученик. Несмотря на то, что все были живы, Яниэр, кажется, опасался преждевременно радоваться и дарить надежду, которая могла оказаться ложной. — Однако Учитель все еще очень слаб: ему нужен свежий воздух, много жидкости и полный покой. Если Великий Иерофант не возражает, я попросил бы всех посторонних покинуть Красные покои и дать больному немного отдыха в тишине.
Глава 41
Носить золотые шрамы
Межвременье. Сезон, когда зерна прорастают
На небе появляется первая радуга. День тридцать девятый от пробуждения Бенну. Цитадель Волчье Логово
*серебряной гуашью*
На время покинув уже ставшие ему родными Красные покои, Яниэр вышел в сад и с облегчением перевел дух.
В саду сияло солнце, цвели вишневые деревья — и самое страшное было позади.
Первый ученик неторопливо прошелся по дорожкам, любуясь пронзительно-ясным, чистым после снегопада небом и ветвями, усыпанными нежным цветом. Почуяв близкое присутствие хозяина Волчьего Логова, который тоже, очевидно, решил немного прогуляться, Яниэр осторожно заглянул в беседку. Он имел все основания опасаться гнева Великого Иерофанта после того, что совершил, но Элиар, кажется, был слишком рад тому, что все кончилось благополучно, и не торопился вымещать на нем раздражение. К тому же Учитель еще не восстановился полностью и нуждался в уходе опытного врачевателя. Вряд ли Элиар в такой час лишит его присмотра первого лекаря Материка.
— Скажи мне, старший брат, — едва завидя Яниэра, поджидавший его Элиар поднялся со скамейки и решительно шагнул навстречу, — после исцеления от черного мора тело Учителя окрепло достаточно, чтобы выдержать ритуал дознания?
От этого неожиданного вопроса Яниэр вздрогнул и пристально посмотрел на соученика.
— Ты и в самом деле осмелишься сделать это? — Он холодно поджал губы. — Осмелишься вторгнуться в его разум и стереть память только потому, что тебе так вздумалось? Но что останется тогда от Учителя? Да, тело его выдержит. Однако, проведя ритуал дознания, ты уничтожишь не тело, но саму его личность.
Элиар неуверенно передернул плечами.
— Не личность… — гортанный голос прозвучал встревоженно. — Только те воспоминания, что причиняют боль. Я могу разорвать все нити, что связывают душу Красного Феникса с дурным прошлым… особенно с его второй жизнью… краткой и полной страданий. Учителю станет проще жить, не помня зла.
— Нет, — как можно мягче возразил Яниэр, отчаянно пытаясь найти аргументы, чтобы усовестить своенравного и упертого соученика. Учитель все еще слишком слаб и не сможет противиться ментальному вторжению, если подобное взбредет в голову Элиару. — Это тебе станет проще жить, если он не будет помнить. Ты хочешь сделать Учителя полностью удобным для тебя, заключить его в клеть беспамятства. Это жестоко и безответственно.
— Ты ошибаешься! — с накопившейся за последние дни бессильной злобой резко ответил Элиар. — Я думаю о душевном спокойствии Учителя, а не о своем. Я в любом случае буду испытывать чувство вины. Но, вспоминая прошлое, Учитель страдает — и будет продолжать страдать. Я хочу избавить его от боли. Хочу, чтобы в новую жизнь он вошел без тяжкого груза на сердце.
— Тогда, может быть, ты спросишь у него самого, желает ли он