— Я боюсь ваших глаз, мессир, — нехотя вымолвил Черный жрец, с трудом начиная непростую беседу. Это был их первый разговор с момента ссоры и бегства Учителя в Ром-Белиат. Столько всего произошло с тех пор.
— Не стоит. — Учитель взял в руки столь сильно занимавшую Второго ученика чашу и сделал пару маленьких глотков. — В них не появилось ничего, что должно пугать, не так ли?
Этого Элиар не мог сказать: в пресветлых глазах цвета циан, словно в чистейшей морской воде, отражались воспоминания и какие-то сложные чувства. Смотреть в них было отрадно и одновременно… больно. Кажется, от этого пронзительного взгляда он окончательно утратил полезную способность изъясняться связно.
— Надеюсь, вас не побеспокоят здешние весенние ветра, мессир. — Отчаявшись, Элиар решил сменить неловкую и щекотливую тему. — Погода в Бенну меняется, и сохранять жизненные силы в переходный период становится особенно трудно. По утрам в саду обильная роса: вашей светлости не стоит выходить до полудня, чтобы не промочить ноги. Однако есть и хорошие новости: наступил предпоследний день трансмутации. Уже завтра ваша лотосная кровь полностью вызреет, обретя былое могущество. Красный Феникс Лианора вновь возродится во всем своем великолепии. Наверное, уже не осталось ничего… или почти ничего из прошлого, чего бы вы не вспомнили.
— Да, — уклончиво отозвался Учитель, с легким стуком поставив чашу обратно. — Я вспомнил… достаточно.
Элиар имел в виду многое, но прежде всего то, что волновало его больше прочего, — трагические и горькие события первого возрождения Красного Феникса. Учитель уже должен был вспомнить ту инкарнацию и свою краткую вторую жизнь. Может, однажды они двое найдут в себе силы поговорить об этом откровенно. Но не сейчас. Сейчас все еще слишком болело, и прошлое было лучше не ворошить. Каждый из участников тех страшных событий, и Яниэр, и Агния, и сам Учитель, вероятно, больше всего на свете хотели бы уберечь друг друга от слишком болезненной темы.
— Подойди, — кратко проронил Красный Феникс и протянул для поцелуя унизанную перстнями руку. Элиар послушно приблизился и, поклонившись, коснулся губами тонких пальцев — его ледяной и бесстрастный Учитель был непривычно великодушен сегодня.
Мирное настроение наставника до глубины души поразило Элиара. Говоря откровенно, он ожидал от Красного Феникса прямо противоположного: гнева, раздражения, подчеркнуто вежливой отчужденности, знакомой непроницаемой маски… но Учитель взирал на него совершенно спокойно и открыто, как будто и не было на его руках никакой крови.
— В моей смерти на алтаре нет виновников, — ровным тоном провозгласил Красный Феникс, очевидно, догадавшись, что беспокоит его ученика. — Я не виню никого: ни тебя, ни Яниэра, ни других. А если уж я не держу на тебя зла, то тем более сам себя ты не должен проклинать. Я запрещаю тебе это, слышишь? Будь добрее к себе и не взваливай на свои плечи непомерно тяжелые грехи, которые тебе не принадлежат.
— Но, мессир, я действительно виноват, — недоуменно отозвался Элиар, отказываясь верить в услышанное, хоть и было оно столь желанным. — Я призвал в мир проклятие черного солнца…
Выразительный взгляд фениксовых глаз заставил его умолкнуть. Наставник решительно покачал головой.
— В этом твое осуждение и в этом же — оправдание.
— Я не понимаю, Учитель. — Элиар страдальчески наморщил лоб, изо всех сил пытаясь постигнуть сие многозначительное изречение. — Ваши речи всегда так туманны…
— Солнце — священный символ вечно обновляющейся жизни, круговорота смертей и рождений, — терпеливо начал объяснять его светлость мессир Элирий Лестер Лар. — Солнце не бывает всегда одинаково, оно непостоянно и имеет тысячу ликов. Оборотная сторона его — противосолнце. Это больное, прокаженное солнце, черное солнце мертвых, которое издревле устрашает и вселяет в людей отвращение. Несмотря на дурную славу, задача его благородна, хоть и тяжела, — вести человеческое сердце сквозь самую темную бездну, сквозь страдания, боль и отчаяние, к недосягаемым вершинам сияющего солнечного полюса. Это яд, что приносит жизнь. Все мы знаем, что на закате красное солнце уходит на покой во мрак и естественным образом становится черным. Таков извечный порядок вещей. Так противник света становится главным его защитником: густая черная смола перерождается в красный янтарь, а несовершенный свинец превращается в совершенное алое золото. Так материя подчиняется духу. Так дракон, проглотивший солнце, исчезает и сам становится солнцем. Это мучительная, но необходимая для трансформации стадия: нельзя возродиться, прежде не умерев. Тьма — обязательная ступень, первый этап чудесного таинства преображения. Тьма — то, что нужно превзойти, чтобы от невежества совершить долгое путешествие к духовному просветлению.
— …чтоб прорасти сквозь тьму и смертный сон
ростком восхода и надеждой новой, —
удовлетворенно улыбнулся Элиар, спустя четыре сотни лет наконец заканчивая оказавшееся столь мудрым и пророческим стихотворение, первые строки которого произнес однажды наставник во время посещения Красного источника, в ту далекую счастливую осень в павильоне Красных Кленов. Зерно этих зыбких поэтичных образов, упавшее в него давным-давно, будто проросло сейчас и дало дивные всходы.
Так, значит, священная красная киноварь, наполненная истинным цветом солнца, также рождается из тьмы?
Элиар вдруг почувствовал чудесное единство — с Учителем и со всем миром вокруг. Ему будто открылось что-то, на долгие годы глубоко спрятанное даже от него самого. И все, что прежде казалось невероятным, недостижимым, увиделось возможным… и даже неизбежным. Все было так, как должно. Мир раскрывался, словно цветок, являя ему свою суть.
— Сияние тысячи солнц — источник великой надежды. — Учитель в задумчивости кивнул, внимательно посмотрев на него. — Прошедший тьмою и кровью очистит свой дух и обретет подлинное величие небесного светила. Так говорит забытое ныне пророчество.
В голосе Красного Феникса послышались непривычные ностальгические нотки, будто наставник почувствовал приятное тепло от того, что ученик помнит тот далекий вечер и сказанные им слова. Тогда они вместе смотрели сквозь туман на многоцветие осенних листьев — и мир вокруг представлялся так же неясно, размыто и зыбко. И как же он был прекрасен и прост, тот мир! И тот день в павильоне Красных Кленов.
— Мы пережили ночь, рождающую новое солнце, — с едва уловимой мягкостью проговорил его светлость мессир Элирий Лестер Лар. Циановые глаза его на миг укрылись за длинными черными ресницами — словно бабочки взмахнули невесомыми крыльями. — Это лучезарный путь, которым не смогли пройти на великом Лианоре. Ты же — тот, кто в силах превратить тьму в свет, превратить черное в