— Эди! Эди! Ты забыл нож! — кричу я и подбираю орудие, которое, по Фрейду, является сексуальным символом.

— Что побеждает — разумная красота или прекрасное недарозумение?
— Прекрасное недарозумение.
Ночью мне снилось, что меня приговорили к тюремному заключению в один миллион лет. Когда меня выпустили, то я очутилась в странном городе, на улицах которого было изобилие роскошных огненных фонтанов. Представьте себе фонтаны в виде мельниц, павлиньих хвостов и просто струи, с дикой силой бьющие вверх. Огненные колеса, разбрасывающие огненные камни. Люди с воплями разбегались от этих увеселительных развлечений, а зазевавшиеся становились жертвами камней. Я же — спокойно, не торопясь, с удовольствием наблюдала эту картину… как вдруг каменный грохот в дверь заставил меня уйти из веселой страны.
Я зажгла свет и спросила:
— Кто?
— Елена, это Дориан.
Я открыла дверь. Дориан влетел в комнату с исказившимся лицом. Сказать про черного, что он побледнел — трудно, но Дориан не то что побледнел, он просто побелел.
— Джизус Крайст! Джизус Крайст! [27] Елена! — Выкрикивал Дориан свою любимую присказку.
— Да что случилось-то?
— Лиля меня чуть не убила! Себе она перерезала вены и шарахнула по голове гантелей, а меня… Джизус Крайст! Понимаешь, я, как всегда, спал на диване, вдруг просыпаюсь от света и вижу Лилю со шваброй в руке. Я вскочил, она начала меня бить этой палкой и, совершенно сумасшедшая, орет: «Убью, выблядок-негр!» Бегает она за мной по всему нашему агентству, как за курицей, потом швабру бросила и схватила нож, ну, думаю, что делать! Кричу: «Лиля! Лиля! Остановись!» Тогда она меня бросила и побежала в ванную. Я хотел удрать сразу же, но потом думаю, что за тишина странная… «Лиля? Лиля? — говорю, — открой дверь, ты что там делаешь?» — Молчит. Открываю дверь, вижу: она сидит на полу, и кровь из нее хлещет, и гантели на полу валяются. Глаза закрыты, и ничего не соображает. Я вызвал скорую помощь. Ну вот, увезли ее, а что теперь будет, не знаю. Джизус Крайст!
— О Джизус Крайст, Дориан! Но почему? Почему? Вроде все шло нормально. Агентство, правда, денег еще не приносило, но, может быть, еще будет (в душе я была уверена, что никогда не будет), и с Брусом, вроде бы, нормально. Может, какой-нибудь гадости наглоталась?
— Ты попала в самую точку. Она последнее время жрала ужасающе плохой кокаин. Уж с чем он был смешан — одному Богу известно, но ей уже было все равно, лишь бы нюхать и нюхать, каждые пять минут. Плюс — таблетки ап энд даун [28].
— В какой она больнице?
— Ничего не знаю. Я совершенно сошел с ума от того, что произошло, даже не спросил. Не беспокойся, утром она сама позвонит.

— О.К.! Дориан, ложись спать.
Дориан улегся на ковре, в его распоряжении была масса больших напольных подушек. Одежду он никогда не снимал.
Утром я позвонила Сашке, но он ничего не знал. Я стала названивать в Рузвельтовский госпиталь, и там ее нашли, но разговаривать мне с ней не дали. Сказали, что ее увезли на переливание крови. Визитеры допускались после четырех. В два часа раздался телефонный звонок.
— Бэби, это я.
— Догадываюсь.
— Бэби, ты меня заберешь отсюда? Брус — кусок говна. Он сказал, что знать меня не хочет, и повесил трубку. Я подразумеваю, что у него кто-то есть. Если ты сегодня пойдешь в студию Фифти Фор, посмотри, с кем он придет. Он обязательно сегодня туда придет, у меня предчувствие.
— Лил я, что тебе принести?
— Ничего, только зубную щетку, пасту, щетку для волос. Можешь принести тушь для глаз.
Я, как обещала, приехала. Сашка и Дориан были со мной.
— Дориан, извини, — сказала Лиля, — но я ничего не помню, что случилось. У меня нашли полное отравление крови.
— Лиля, забудь. Как ты здесь?
— Ничего, это отделение, между прочим, для сумасшедших, — с гордостью сказала Лиля. — Я здесь познакомилась с очень симпатичными людьми. Идемте, я вас представлю знаменитому фотографу, — она назвала немецкое имя и фамилию, которые я не запомнила. Фотограф и впрямь оказался очень милым человеком. Находился он здесь уже почти месяц и, по-моему, не собирался выписываться.
— Лиля, что с ним?
— Ах, — смеясь, ответила Лиля, — тоже, что у меня, только он серьезно болен, бедняга, но когда выйдет, обещал с нами работать. Елена, ты меня завтра заберешь?
— Лиля, конечно, заберу. В котором часу?
— С утра, после обхода. Не забудь, если пойдешь в дискотеку, посмотри, с кем придет Брус. Вообще-то мне все равно, но так…
— Я обещала.

Когда приходите к поэту
Его находите раздетым
Живет в отеле денег нет
Вот потому лежит раздет
К нему в отель приходит дядя
Красивый дядя и большой
Он много пьет и ест не мало
Но ни гроша нет за душой
Что делают они в отеле
То знают стены и сосед
Что слышит все и спать не может
От их волнующих бесед
Поэт красив но неизвестен
Тоска живет в его душе
На Сен-Жермене мир прелестен
(отель же душен мрачен тесен
хотя и лошадь на стене)
Поэт живет грустя о смерти
На деле обожает жизнь
Поэт увы ужасно лжив
И вы ему ни в чем не верьте
Он тратит деньги как попало
Друзей заводит как собак
Но сексуальное начало
Увидит каждый в нем дурак
Когда выходит то изящен
Он шутки любит и вино
А дома молчалив и мрачен
Но там не видим мы его
Бедняга граф его содержит
И так на голову его летят истерики вино
Весь хаос головы безумной
По временам лишь остроумной
Все остальное