— Как тебя зовут?
— Елена. А тебя?..
Фотограф смотрит на меня, как на сумасшедшую, наверное, предполагается, что я должна знать его имя.
— Я могу посмотреть твое портфолио?
Я протягиваю.
— Могу я посмотреть твое?
Он изумлен, но все же дает мне свое, при этом плетет что-то о его неполноте, так как какие-то фотографии в другом месте. Те же самые истории плетут и модели — о потерянных в самолетах портфолио. Узнав, что я русская, удивляется еще больше. Не зная, что спросить, задает дурацкий вопрос:
— А у вас здесь есть русская еда?
— Что вы имеете в виду? Икра и водка?
— Разве икра и водка — это русская еда?
Господи, говорю я сама себе, как низко я пала, что вынуждена общаться с подобными субъектами. Он смотрит мои руки:
— У вас красивые руки, но если у вас есть карта, то оставьте.
Я медленно свирепею, бросаю свое «бай» [17] в воздух и выхожу вон. Мелинда выпячивает грудь вперед и проходит к нему в комнату. Больше я о ней не думаю.

В покои раздвинутых ног
Заходит уверенный Бог
И голая скачет вода
И шепчется русское «да»
Развратница вроде бы вниз
Но то добровольный каприз
Не верит что это игра
Она полутемный раба
И рыба и птица
Банкок
Норвегии белой улыбка
Французское эс-улитка
Где вниз виноградная ветка
Седые врачи и кокетка
И космос пронзает АОХ…
Не может здесь быть ошибка
В покоях раздвинутых ног
Лежит неуверенный Бог
И вечная полуулыбка.

Вся жизнь моя прошла в мужчинах
Как будто в сливах или вишнях
Я расстилалась словно пашня
И умирала где-то выше
Ах дорогой — шепчу я — тише
Я просто временное наше
По волнам вен бегу как кража
И шепот мой лишь ветер южный
Теплом навеивает сказку
О жизни странной
Жизни чудной
Младенца в белую коляску.

Уселась бабочка на влажный женский орган
Пьет бабочка душистый белый сок
И солнышко целуется в сосок
И хитрая трава щекочет спину
Постой же бабочка
Сейчас тебя я выну
Совсем уж ослабела ты
И пастушок из обожженной глины
Дрожа ложится между ног
И веселей уносится поток
Журчащих рек осьмнадцатого века.

Когда заходим мы в бордель Банкока
Где полутемный бар
И выпивка двояка
Где слышен голос пьяного поляка
Там мы садимся под китайским фонарем
И ряд невест окидываем взглядом
Они встречают нас шумящим садом
И даром дарят тонкие улыбки
Иль красным шариком вдруг дуют губки
И глядя на меня чуть выше поднимают юбки
Смущаюсь
— Я первый раз присутствую в борделе —
Шепчу я другу своему —
Что первый раз?..
Сегодня первый день недели
Ты не забудь послать открытки…
Ну скажем
Ты выбери себе креветку
И с ней займись массажем…
Мигает лунная гора
А с ней таиландка
И мы уходим в маленькую клеть
Чтобы на тело у друг друга посмотреть
Она меня купает в ванне словно куклу
И чуть ли не несет на берег простыней
Уверенные руки делают пассажи
История о немке
Пиве муже
И просьба пригласить
В мой дорогой отель
Мне нравится бордель
А пальцы у нее
Обсасывают косточки моей спины…

Она улыбалась волку и мне
Играла старательно на трубе
Белесые волосы пахли весной
А может то пахли цветы
Что росли у нее на груди?
Белые лилии красные розы
Нарцысы фиалки и мимозы
Все это высыпалось хором
Мне на руки
Когда молния на ее комбинезоне
Была отдернута мной
Как она растерялась
Моя первая и незабываемая
Весна.

Мне сегодня исполняется
Двадцать восемь полных лет
Платью белому мечтается
В кружевной больной балет
Все еще живешь с фантазией
О любви которой нет
Поднесли б ее на ложечке
Как забытый лед щербет
Только дверь вдруг раскрывается
И подносят нам щербет
Северянин улыбается
Принц фиоли и карет
Дорогая моя деточка
Вы конечно заслужили
И любовь как мирты веточку
Мы в подарок засушили
Может все еще услышите
Шелест чувств вами неузнанных
От фантазий необузданных
Излечений уже нет
Вам сегодня исполняется
Двадцать восемь полных лет
Но как глупо вам мечтается
У поэта слова нет.

— Вы предпочитаете странных друзей или морозный вечер?
— Я предпочитаю странных друзей в морозный вечер.
Я возвращаюсь к себе в студию после сумасшедшего дня поздно вечером и, как