Для Дзюнъэя же это стало очередным испытанием на прочность. Он пытался затеряться в тени арок, наблюдая за состязаниями в стрельбе из лука, но покой его был недолгим.
Кэнта, участвовавший во всех дисциплинах подряд, нашёл его, размахивая руками от нервного напряжения.
— Дзюн! Вот ты где! Слушай, мне нужна моя удача! Иди со мной!
Он, не церемонясь, схватил Дзюнъэя за рукав и потащил к полям для состязаний.
— Будешь моим оруженосцем! — объявил он, как будто это была великая честь. — Подавать стрелы, вытирать пот, подбадривать! Ты мой талисман!
Протестовать было бесполезно. Через несколько минут Дзюнъэй уже стоял на краю площадки для стрельбы из лука, сжимая в руках запасной набор стрел Кэнты и чувствуя на себе сотни любопытных взглядов. Он был на виду. В самом центре внимания. Его пальцы нервно перебирали оперение стрел.
Кэнта вышел на линию. Он был сосредоточен и бледен. Поднял лук, натянул тетиву… и в этот момент с гор подул резкий, порывистый ветер. Флаги на башнях затрепетали, прах с дорожек поднялся в воздух. Стрела Кэнты, выпусти он ее сейчас, пошла бы явно с отклонением.
* * *
Дзюнъэй, не думая, среагировал. Его взгляд отметил малейшее изменение воздушного потока. Он видел, как на плечо друга села надоедливая муха, заставляя его инстинктивно дёрнуться. Причем, дернуться в правильную сторону.
Расчёт был мгновенным. Пока все глаза были прикованы к мишени, Дзюнъэй сделал крошечное, почти невидимое движение пальцем свободной руки. Он просто щёлкнул ногтем по металлической заклёпке на своем поясе.
Тихий, но отчётливый щелчок раздался в пределе слуха Кэнты в самый момент выстрела. Тот инстинктивно, на микроскопическую долю секунды, скорректировал локоть. Выпущенная стрела, поймав внезапный порыв ветра, описала дугу и с глухим ударом вонзилась не в край мишени, а почти в её центр.
Кэнта замер с открытым ртом, не веря своим глазам. Потом повернулся к Дзюнъэю с сияющим лицом.
— Видал?! Вот это да! Это ты принёс мне удачу!
Дзюнъэй лишь молча протянул ему следующую стрелу, делая вид, что ничего не произошло.
Следующим испытанием был бег в доспехах — изматывающая дисциплина, проверяющая выносливость и силу. Кэнта, уже воодушевлённый успехом, рванул с места так резво, что плохо затянутый ремешок на одной из его поножей развязался.
Дзюнъэй, наблюдавший с обочины, увидел это за несколько секунд до того, как Кэнта мог споткнуться и на полном ходу грохнуться на камни. Не было времени думать. Он рванулся вперёд с такой скоростью, что у стоявших рядом зрителей взметнулись полы одежд. Его движение было не изящным бегом самурая, а каким-то стремительным, почти животным броском. Он успел подскочить, подхватить болтающийся ремешок и, на бегу, намотать его на руку Кэнты, прежде чем тот сделал следующий шаг.
— Эй, осторожно! — крикнул кто-то из толпы. — Писцу-то зачем бежать? Упадёшь!
Дзюнъэй, уже отскакивая назад, сделал вид, что споткнулся о собственные ноги и едва удержал равновесие, комично размахивая руками. Он поднял на Кэнту испуганный взгляд и показал на теперь уже безопасную ногу.
Кэнта, поняв, что произошло, на ходу крикнул:
— Спасибо, дружище! Выручил!
Зрители засмеялись и зааплодировали «преданному слуге», а Дзюнъэй, краснея от смущения, поплелся на своё место. Но он чувствовал на себе не только смешки. Он чувствовал взгляд. Тяжёлый, изучающий.
Он обернулся. На небольшом возвышении, под тенью клёна, стоял старый мастер Соко. Он не смотрел на бегущих самураев. Он смотрел прямо на Дзюнъэя. Его взгляд был задумчивым, но не осуждающим. Он видел в этом порыве не суетливую преданность, а точность и экономичность движений. Он видел не неуклюжего писца, а человека, чьё тело помнило другую, куда более насыщенную жизнь.
Когда соревнования закончились и Кэнта, довольный и вспотевший, вернулся к своему «талисману», чтобы похвастаться, Соко медленно приблизился к ним.
— Неплохо показал себя, Кэнта-кун, — произнёс старик, и его голос был ровным, без намёка на иронию. — Особенно в стрельбе. Удача была на твоей стороне.
— Спасибо, сэнсэй! — просиял Кэнта. — А вот мой друг Дзюн мне помогал! Он как увидел, что ремешок развязался, так сразу ко мне бросился! Настоящий боевой товарищ!
Соко перевёл свой взгляд на Дзюнъэя. Тот стоял, опустив голову, изображая смущение.
— Да, — медленно сказал Соко. — Я видел. Его… преданность не знает границ. И проявляется с поразительной быстротой. Редкое качество.
Он помолчал, а затем добавил, обращаясь уже к Дзюнъэю:
— Иногда те, кто держат кисть, знают о битве больше, чем те, кто держит меч. Странный парадокс, не правда ли?
Не ожидая ответа, он кивнул им обоим и удалился, оставив Дзюнъэя в холодном поту от осознания того, что за ним наблюдает не только клан и Хосидзима. За ним наблюдает мудрость. И её не обманешь неуклюжей уловкой.
* * *
Успех на соревнованиях вскружил Кэнте голову. Он ходил по замку с сияющим лицом, а его имя всё чаще упоминалось старшими офицерами с одобрительными кивками. Но за этим фасадом уверенности скрывалась тень, которую видел только один человек — Дзюнъэй.
Однажды вечером Кэнта пришёл в каморку Дзюнъэя не с привычным грохотом и смехом, а тихо, почти крадучись. Его лицо было серьёзным, глаза — полными не детского задора, а взрослой тревоги.
— Дзюн, — он начал без предисловий, садясь на татами рядом. — Мне нужно кое-что тебе сказать. Только ты. Потому что… потому что ты не расскажешь.
Он замолчал, собираясь с мыслями, глядя на тусклый свет масляной лампы.
— Все думают, что я такой храбрец. Что я ничего не боюсь. А я… — он сглотнул. — Я боюсь не смерти. Нет. Я боюсь позора. Боюсь подвести отца. Боюсь, что в самый важный момент моё сердце дрогнет, а рука откажется поднять меч. Боюсь не оправдать доверия Такэда-сама.
Он говорил тихо, исповедуясь, выкладывая на пол свою самую уязвимую часть. Дзюнъэй сидел неподвижно, не сводя с него глаз, и слушал. Он слушал не как шпион, а как человек, понимающий груз ожиданий и страх перед падением.
— Отец… он верит в меня, — продолжил Кэнта, его голос дрогнул. — А если я его подведу? Если всё, чего он достиг, будет опозорено из-за меня?
Он вытащил из-за пазухи небольшой, аккуратно сложенный и запечатанный сургучом конверт.
— Вот. Я написал… это моё завещание. На случай, если… ну, ты понимаешь. — Он протянул конверт Дзюнъэю. — Если со мной