Что же это? Гнев?
Что рано раскрыли? Хотел еще поиграться пару дней, да? Какой же…
Это невыносимо.
Ни черта не вижу из-за вновь покатившихся слез, плечи судорожно вздрагивают, когда цежу сипло:
– Уйди…
Я бы толкнула его в грудь со всей дури, но боюсь дотронуться – для меня это сейчас как положить руки на раскаленную плиту.
И потому, когда Эмиль никак не реагирует, продолжая жадно вглядываться в мое лицо, будто ему интересно до какой степени отчаяния он в принципе способен меня довести, лишь повышаю голос, повторяя.
– Уходи! Ты глухой?!
А вот он не боится трогать… внезапно хватает меня за плечи, резко притягивая к себе.
– Малин, Малиночка, послушай…! Все не так, вообще не так! – запальчиво частит Эмиль, пытаясь заглянуть в глаза и одновременно обнять меня крепче, – Я найду и убью на хрен того, кто это слил! Но главное услышь, что это чушь! Ты слышишь?! – встряхивает, не обращая внимание на то, как я судорожно пытаюсь вырваться из его рук, – Это все неправда! Я тебя люблю!
От подобной наглости захлебываюсь воздухом.
Яростью и обидой накрывает так, что перед глазами темнеет, а ладонь сама собой взлетает вверх и больно ударяется о его щеку. В ушах звонко свистит звук пощёчины. Эмиль от неожиданности сразу меня отпускает и делает шаг назад, трогая левую скулу и уставившись на меня застывшим взглядом.
Пользуюсь моментом и протискиваюсь мимо него, выходя из узкой туалетной кабинки.
– Ты издеваешься?! – взрываюсь, оборачиваясь на так и стоящего молча Караева, когда оказываюсь ближе к входной двери, – Люблю?! Серьезно?! Ты что опять поспорил? Решил, что я такая дура, что поведусь еще раз?! Что теперь? Кроссовки на кону?!
– Ты можешь выслушать? – перебивает Эмиль.
– А что ты скажешь? Что это все неправда?!
–Что все не так, – дернув кадыком, поправляет Эмиль.
– А как же?! Хочешь сказать, ты не спорил? – впиваюсь в него болезненно горящим взглядом.
Мнется с секунду, хмурясь.
– Спорил, но…Я бы в итоге все равно не…
– И не фоткал?! – возбужденно перебиваю его.
– Фоткал, – медленно кивает.
– И мяч до сих пор у тебя!
– У меня…
– И?! Что?! Что? Тут? Не так? А?! Ведь все так! – я уже ору на весь туалет, по щекам вновь потоком струятся слезы. Начинаю задыхаться, говоря, – Ведь очевидно же, ч-что ты специально всех позвал на мой день рождения, свидетели нужны были, да?! Т-трахнул меня, – с трудом это произношу, заикаясь и снова еще чуть-чуть умирая внутри, – Дождался, когда я усну, сфоткал для своих дружков и пошел х-хвастать! Ты выиграл, я тебя поздравляю! Мог на сережки и не тратиться! Зачем?! И зачем еще понадобилось так унижать меня, рассылая фотки?! Это фетиш? У вас так принято? Что?!
– Да это не я! – вскипает Эмиль, тоже повышая голос и до хруста сжимая кулаки, – Я блять без понятия, кто их слил, но охрана уже просматривает записи, сейчас вычислим, – делает несколько шагов в мою сторону и тормозит только тогда, когда видит, что я начинаю от него пятиться, – Я действительно сделал фотки, когда ты уснула. Извини, что без разрешения, извини! Но я для себя сделал, я бы никому ни за что их не показал! Это только для меня было! Ты. Только. Для. Меня, – чеканит каждое слово, сбавляя тон на более глубокий и тихий. И если бы не весь этот ужас, я бы даже поверила, что в его голосе действительно звучит раскаяние.
– Да почему ты вообще их сделал? – дрожа взвиваюсь.
– Да потому что не сдержался! Ты была очень красивой, – рычит Эмиль, растирая лицо руками.
– Красивой? Ты мои гениталии снял! – сиплю.
– Ну бля, я мужчина, по мне женские гениталии это охренеть как красиво, Малина! – разводит руками.
– Зачем снимать?!
– Чтобы подрочить потом, зачем еще, ну ты чего, – устремляет на меня выразительный взгляд.
– Извращенец…– бормочу, краснея до корней волос от жаркого прилива крови.
– Ок, согласен, но я эти фотки не сливал! – опять переводит на свое, – Ты заснула. Я спустился с мячом к Ваньке, хотел ему отдать его, но он тупо не взял. А потом там драка началась, и я оставил телефон на столе. Пока разнимал, видимо кто-то в этот момент порылся в моем телефоне. Охрана найдет кто… Вот и все. Малин…– снова делает шаг ко мне.
Отрицательно мотаю головой, выставляя вперед рукой. Колотит так, что видно, как сильно они трясутся.
– Малиночка, поверь…– хрипло шепчет Эмиль.
– Не могу…– убито шепчу, чувствуя, как по щеке скатывается крупная слеза, – Я не могу… Мяч у тебя, а значит тебя признали выигравшим, эти фото как доказательство, да даже сам факт спора… Ты явно мне врешь сейчас, и я не понимаю зачем. Зачем ты мучаешь меня? Чтобы не нажаловалась твоему отцу что ли? Ок, я не буду! Только отстань…Отстань уже… По-пожалуйста- а-а…– не выдержав, скатываюсь в тихую истерику.
Закрываю лицо руками, отходя к окну. Плечи неконтролируемо вздрагивают.
– Уйди, я тебя очень прошу-у-у, уйди! – реву.
– Малечек, я…
Но он не договаривает, так как дверь в туалет снова с громким стуком распахивается. Вскидываю голову.
Машка. В руках мой рюкзак, а в глазах праведная ярость.
– Караев, ты глухой? Отвали уже! На весь коридор слышно, как она тебя об этом просит! Придурок больной! – выплевывает через губу и решительно направляется ко мне.
Обнимает, баюкая.
– Ой, нашла из-за кого,– шепчет ласково, гладя мои волосы, а потом опять громко и агрессивно, – Иди на хер отсюда! Это вообще женский туалет!
Эмиль раздраженно перекатывает желваки, сужая глаза и кажется собираясь Машке резко ответить, но… кинув на меня еще один долгий взгляд, вдруг решает не спорить. Разворачивается на пятках и молча покидает уборную.
46. Малина
Лениво верчу перед собой стеклянную чашку с давно остывшим фруктовым чаем. Вокруг густой желтоватый полумрак, диванчик мой завален расшитыми подушками. Машка рядом забралась на сидение с ногами, пользуясь тем, что мы выбрали самый дальний укромный столик в какой-то чайхане, на которую набрели спустя пару часов бессмысленных скитаний по московским улицам. Мне необходимо было проветриться и хоть чуть-чуть прийти в себя.
Сейчас уже основная истерика отступила, оставив после себя вакуум и душевное онемение.
Я стараюсь не думать ни о самом Эмиле, ни о его поступке с точки зрения морали, чувств и доверия, потому что это верный путь