«СЛАВ… Полит… КаКА!».
Буквы плясали и кривились — столь ответственное дело явно нагрузили на призывников этого года вместо отдыха и сна. Где-то кисточка художника, хотя ему больше подошло бы слово «мазила», соскальзывала, и буквы расползались кто куда. Моряки на мостике «Сталина» едва заметно дёрнули уголками ртов, но сделали вид, что внимательно смотрят на море.
Пароход покорно полз на буксире, словно смирившись со своей ролью в предстоящем действии.
Следом в спектакле вылетела прятавшаяся в бухте Наездник у Аскольда бригада торпедных катеров. Низкие, стремительные, они понеслись, оставляя за собой белые борозды на тёмном море. Торпедные катера вышли красивым клином, потом резко развернулись и буквально бросились на колонну эсминцев, имитируя атаку. Эсминцы дружно отвечали холостыми выстрелами, катера разошлись в стороны, взметая фонтаны пены. Картина была исключительно зрелищной, публика на мостике зашевелилась и захлопала, но Смирнов снова лишь слегка склонил голову и продолжал снисходительно кивать, как учитель на школьном спектакле.
Кульминация праздника наступала.
Из-за сопок появился одинокий самолёт, покрашенный в зимний белый камуфляж. Он сделал широкий круг, вышел прямо перед эсминцем и, встав на крыло, отчётливо показывал подвешенные под брюхом четыре массивные бомбы.
Видимо, в планах моряков было оттянуть «дедушку» на милю от головного эсминца с командованием на мостике, но то ли обед продлился дольше запланированного, то ли ещё по какой-то причине синхронизация действия всё-таки пострадала.
За это время сторожевик вытянул мишень — «дедушку», «СЛАВного… Полит… КаКу!» всего-то кабельтовых на триот эсминца и попытался развернуть его под нужным углом.
Кузнецов наклонился к Смирнову и, перекрикивая нарастающий грохот мотора, прокричал:
— Сейчас будет продемонстрирован новейший метод борьбы с кораблями противника — топ-мачтовое бомбометание. Цель — японский пароход «Какаси-Мару».
Самолёт сделал широкий круг, снизился и зашёл поперёк курса парохода, почти касаясь водой винтами. Метров за триста до цели он разом сбросил весь боезапас.
Четыре серые туши ударились о воду, подскочили и пошли прыгать над водой, словно камни, пущенные мальчишкой по морю. Люди на мостике затаили дыхание. Время будто застыло. И через несколько секунд случилось то, ради чего, собственно, и затевалась вся эта «репетиция войны».
Раздался взрыв. Точнее случился ВЗРЫВ!
Сначала короткая ослепительная вспышка ударила в глаза, потом чудовищный грохот прорезал залив, от которого содрогнулся воздух и дрогнули доски трибуны. На месте старого парохода распустился гигантский огненный цветок, ярко-оранжевый, с чёрными лепестками дыма, за ним взметнулся фонтан воды и искорёженного железа. Корпус «дедушки» разнесло в клочья, ржавое железо полетело в стороны. Ударная волна пронеслась по бухте: сторожевик, тянувший мишень, качнуло так, что нос ушёл в волну, матросы на палубе схватились за поручни и пригнулись.
На мостике «Сталина» ударная волна ощущалась так, будто по кораблю врезали гигантским молотом. Сначала всё сжалось в оглушающей вспышке, и тут же в лицо хлынул раскалённый воздух — ударил жар, обжёг кожу, зашуршал по воротникам шинелей. В следующую долю секунды пришёл сам толчок: палуба под ногами вздрогнула, перила скрипнули и задрожали, командиров буквально пригнуло к настилу.
Алый околышек папахи товарища Смирнова радостно мелькнул в воздухе, заставив собравшихся превратиться в ловцов бабочек.
Флаги рвануло ветром. Со стороны бухты потянуло горячим запахом гари и металла, покатилась волна, качнув корабль, и среди притихших людей на мостике вдруг раздался нервный смешок — кто-то не выдержал напряжения.
* * *
Придирчивому наблюдателю могло бы показаться, что взрывов было несколько — один и вовсе так исключительно сильный. Мы им возразим — ведь бомб подвесили аж четыре штуки!
Но скрытый философский смысл знали лишь особо доверенные люди на сторожевике и в штабе флота. Там ухмыляющийся боцман уже торопливо прятал маленькую машинку подрыва, а пара специально отобранных командиром краснофлотцев спешно выбирали из воды обрывок кабеля, уходившего в сторону парохода.
Как выразился наш герой, организуя этот показательный «блудняк»:
— Пара ящиков тротила в трюме мишени исключительно улучшает точность бомбометания!
А на поверку оказалось, что тротила решили не жалеть.
Когда Лёха явился к начальнику минно-торпедной части флота, капитану 1-го ранга Кузьмину, тот сидел за массивным столом, заваленным бумагами. Лёха скромно протянул свою петицию. Николай Гаврилович взял её, внимательно пробежал глазами, потом чуть прищурился, снова перечитал снова и вдруг усмехнулся.
— Значит, два ящика тротила… — протянул он, беря карандаш. — Два… — он аккуратно приписал справа нолик, превращая скромные Лёхины «2» в солидные «20». — Вот так будет правильно.
Он откинулся в кресле и посмотрел на Лёху с лукавой улыбкой.
— Понаберут дилетантов во флот, а потом удивляются, почему в мишень попасть не могут. Это вам, молодой человек, не цирковое представление, а серьёзное дело, исключительной политической важности! — улыбнулся и добавил, — Ты там давай, глаз во время зажмуривай, целься лучше!
Лёха, в шоке кивнул и забрал бумагу обратно. Как оказалось стандартный ящик рассчитан на двадцать килограммов тротиловых шашек…
Но инициатива имеет инициатора. Советский народ, если уж и делает какое-то западл… безобразие, то отдается этому со всей широтой своей коммунистической души.
Моряки сторожевика решили тоже внести свой вклад эффект и погрузили прямо к ящикам с тротилом с десяток бочек с соляркой. От себя и для усиления агитационного эффекта. А труженики порта, где в последнее время числился на приколе «Какася», на всякий случай крепко задраили трюмы, не заботясь о тоннах угольной пыли, осевшей на стенках, дне и люках.
* * *
Товарищ Смирнов, сверкая на солнце вздыбленной шевелюрой и отполированным воздухом лицом, медленно повернулся к Кузнецову. Лицо у него оставалось строгим, но глаз дёргался, голос дрогнул и стал слегка заикаться:
— Пи***еец… Ви…вижу, Ти-и-хо-о-океанцы ответственно подходят к боевой подготовке… Пи***еец вам… вашим врагам п-п-полный наступает… Какой м-м-муда… то есть кто б-б-был пилотом?
Кузнецов, во-время придержавший свою шапку, с трудом сумел улыбнуться уголком губ и почти спокойно ответил:
— В-ваш п-протеже, Хренов.
И Смирнов, впервые за весь день, перестал кивать снисходительно. Он просто в ужасе смотрел на залив, где на месте старого парохода клубился дым, а вода ещё кипела от взрыва, и задумчиво произнёс:
— От этот Хрено… Бл**ть! Какая в жопу «Какася»! Это бл**ть, «Хуяся»!
Кузнецов, всё ещё оглушённый грохотом и стоявшим в ушах звоном после взрыва, на секунду прикрыл глаза. Перед ним всё ещё стоял тот самый огненный цветок, что распустился на месте парохода-мишени. Он уже собирался доложить ошарашенному Смирнову, но