Потери наши оказались двумя из тех, кто был ранен ранее. Оба были мертвы, но эта утрата не умаляла величия содеянного. Горстке наших врагов удалось скрыться в суматохе, но сорок четыре были убиты. Английского отряда больше не существовало. Как я с ликованием сказал своим воинам, даже если немногие уцелевшие и доберутся до своих кораблей, леденящий душу рассказ о засаде сделает вероятность дальнейшей погони ничтожно малой.
— Ворон Бури!
Клич подхватили так быстро, что я не увидел, кто начал.
— Ворон Бури! — ревели мои люди, колотя окровавленным оружием по щитам.
Руки у меня покрылись гусиной кожей; волосы на затылке тоже встали дыбом.
Уверенный, что Один смотрит с одобрением, я выхватил меч, который столько лет назад забрал у мертвеца на берегу, и вскинул его над головой.
— ВОРОН БУРИ!
Глава тридцатая
У побережья южной Англии
Десять дней спустя от моей удали не осталось и следа. После битвы у Кэмбронна мы шли на восток, иногда сворачивая на юго-восток или юг-юго-восток. Я всегда держал побережье, наш единственный ориентир, по правую руку. Рано или поздно должен был появиться Уайтленд, или так я себе говорил. Другой вопрос, как мы его увидим в этой мгле.
Погода стояла зверская, и главным в ней был дождь. Моросящий, сильный или проливной, он часто сопровождался яростным ветром. Всегда под открытым небом, без возможности развести огонь, мы жили в промозглом, продрогшем состоянии, оружие ржавело, а кожаное снаряжение с каждым днем покрывалось плесенью. Охота была невозможна, вся дичь исчезла, а стремясь избежать опознания как норманнов, мы обходили стороной людские жилища.
Первые несколько дней это было довольно легко: земля была бедной и малонаселенной. Но когда грубый кустарник и утесник сменились холмистыми лугами и пастбищами, фермы стали встречаться все чаще, заставляя нас отлеживаться днем и передвигаться только ночью. Это жалкое существование постоянно уязвляло мою гордость, но выбор был разумным. Пятнадцать воинов и один витки — недостаточно сильный отряд, чтобы маршировать по вражеской территории. Мы и так достаточно рисковали, пробираясь по ночам в хозяйственные постройки и утаскивая несколько кур или зарезав овцу в поле вдали от жилья.
Мы были норманнами, а значит — врагами для всех в Уэст-Бретланде, а за ним и в Англии. Лишь встреча со своими давала надежду на радушный прием. Впрочем, и на это не было никаких гарантий. С полностью укомплектованным «Бримдиром» и Имром, известным драккаром и капитаном, шансы были неплохие. Теперь — нет. Волчьи стаи принимали одиночек, как мы приняли Вали Силача и Кара на Мэне, но большие группы пришельцев без корабля были верным путем к беде. То, что мы позволили Хрольфу и Тормоду присоединиться вместе, было редким исключением. Глядя на своих воинов — со впалыми щеками, запавшими глазами, жалких на вид, — трудно было представить себе что-либо, кроме враждебного приема. Или такого, при котором нам пришлось бы разделиться по двое-трое и присоединиться к командам разных кораблей.
Я говорил себе, что Один не для того даровал нам победу в грозу над англичанами, чтобы тут же от меня отвернуться. Иначе выходило, что потеря «Бримдира» и смерть Имра, не говоря уже о других павших, ничего не значили. Я также старался не думать о Локи, который счел бы весьма забавным подвергнуть нас таким испытаниям. Это проверка моей стойкости, решил я. Не более.
И я терпел, и помогал терпеть своим воинам. Когда Хрольф Рыжебородый слег с лихорадкой, я нес его снаряжение и свое, пока он не поправился. Карли Коналссон, ослабевший от голода, несколько дней получал половину моего пайка. Я рвал свою одежду на новые повязки для раненых, вскрывал иглой волдыри Векеля, нес караул чаще, чем кто-либо другой. Я ходил ставить силки с Лало, и на одиннадцатую ночь нашел в двух из них кроликов. Еды было немного для нашего отряда, но в лагере нас встретили восторженно, и никто не побрезговал есть сырое мясо прямо с костей.
Наутро, когда на одну из брошенных тушек опустился ворон, мой дух воспрял еще больше. Я сидел и смотрел, как черная птица клюет и рвет, ее чешуйчатые лапы крепко держат кролика, и думал: «Один меня не оставил». Второй ворон, возможно, его пара, приземлился, чтобы присоединиться к пиру, и трудно было не думать, что это птицы Одина, посланные как божественный знак.
Я был не одинок в этом выводе.
— Твои друзья, Ворон Бури? — искренне спросил Вали Силач.
— Именно, — сказал я, вытаскивая из-под туники амулет с вороном. — Один всегда со мной, видишь?
С поразительной точностью первый ворон проглотил кусок красного мяса и уставился на нас своим зорким глазом.
— Кр-р-ук.
— Он тебя услышал. — Голос Карли Коналссона был благоговейным.
У меня не хватило высокомерия согласиться, но, к счастью, рядом был Векель.
— Конечно, услышал. Это Хугин. А другой — Мунин. Один любит присматривать за своими избранниками.
— Кр-р-ук, — каркнул второй ворон.
Свежая решимость хлынула в мои вены. Пусть мы были мокрыми, голодными, с натертыми ногами и на чужой, враждебной территории, но самый могущественный бог норманнов был с нами. Возможно, потребуется еще кровь, это правда, но таков путь воина.
— Скоро мы доберемся до Уайтленда, — сказал я, громко и уверенно.
— А потом? — спросил Вали Силач.
— Там найдутся драккары, которым нужна команда.
— Ты не будешь нашим вождем. — Голос Карли Коналссона звучал недовольно.
— Мы скоро соберем остальное серебро и купим корабль. — Я надеялся, что это правда. — Еще один «Бримдир» будет бороздить моря. Я буду его капитаном, а вы, воины, станете лучшими в его команде.
Им это понравилось настолько, что они не захотели обсуждать переход под чужое командование. С облегчением я отыскал Векеля.
— Это было хорошо сделано, — сказал он.
— Да, что ж. Теперь наша удача должна перемениться к лучшему. — «Она обязана», — решил я, — «иначе мы и сами станем пищей для воронов».
Дела пошли на лад на день или два. Выкравшись из лагеря в предрассветной тьме, Лало вернулся, согнувшись вдвое под тяжестью приличных размеров лани. Разводить огонь днем было опасно, но голосование привело к почти единогласному решению