Все умирали с голоду; мы толпились у костра, едва сдерживаясь, пока нанизанные на прутья куски оленины шипели в пламени. Сомневаюсь, что хоть один кусок успел прожариться до того, как его сняли с огня и проглотили. Печень была мелко нарезана и роздана, сырая и блестящая. Затем последовало сердце; я редко ел что-либо столь восхитительное.
— Немного соли, и было бы идеально, — сказал Карли Коналссон, облизывая губы.
— По мне, и так неплохо, — сказала Торстейн, умело отделяя заднюю ногу от таза. Вали Силач наклонился с кинжалом наготове, чтобы отрезать кусок, но Торстейн, цокнув языком, убрала ногу в сторону. Она продела заостренную ветку, которую я срубил, сквозь сухожилие и мясо задней части окорока. Затем, уравновесив каждый конец на аккуратной груде камней, сложенной Олафом Две-брови, она подвесила его над пламенем. — Этому нужно время, — сказала она, отгоняя руки, тянувшиеся к мясу.
— Я видел побережье с высоты, когда охотился, — сказал Лало.
Желудок заурчал, а я продолжал разглядывать жарящуюся оленину.
— И?
— У самого берега есть большой остров.
Мои глаза метнулись к нему.
— И ты не подумал сказать об этом раньше?
Лало пожал плечами в своей обычной манере.
— Говорю же сейчас.
Векель счел это забавным, в отличие от меня.
— Насколько большой? — потребовал я ответа.
— Чтобы пересечь его, понадобится день.
— Уайтленд. — Я торжествовал. — Это он, не иначе.
— Осталось лишь найти способ до него добраться, — насмешливо протянул Векель.
Мой свирепый взгляд на него не подействовал, и я ткнул его кулаком в бок.
— Это еще за что? — взвизгнул он.
— За то, что не помогаешь. — Я был раздосадован, что моя радость от благополучного прохода через Уэст-Бретланд и южную Британию оказалась такой недолгой. Теперь перед нами встала новая грозная преграда — пролив, отделявший нас от острова.
Я и не подозревал, что вскоре все мое внимание будет приковано к суше, а не к морю.
На следующий день настала очередь Гуннара принести интересные вести. С дозорного поста открывался вид на дорогу, ведущую к рыбацкой деревушке на берегу. Это было ближайшее к нам поселение, где мы надеялись выпросить, одолжить или украсть судно. Гуннар заметил две повозки, медленно спускавшиеся к ней с меловых холмов на севере.
— Наверное, купец или торговец. Какая разница? — сказал Карли Коналссон. — На повозках до Уайтленда не доплывешь.
Гуннар, не самый острый нож в ящике, понурился, но потом сказал:
— У купцов не бывает тридцати стражников. Во всяком случае, не для двух повозок.
— Тридцать? Ты уверен? — спросил я.
Обиженный взгляд.
— Я умею считать.
Меня охватила холодная уверенность.
— Они везут серебро. Что еще это может быть? Тридцать воинов — это половина отряда. — Я повернулся к Гуннару. — Сколько времени, пока они не пройдут мимо нас?
— Недолго.
— Успеем свалить дерево?
— Если двинемся сейчас.
— Я понял твой замысел, — сказал Олаф Две-брови. — Ты хочешь забрать серебро себе!
Векель ухмылялся; Лало тоже. Вали Силач улыбнулся в ответ. Если бы не стрелы, что я нашел в поселении, мой безумный план был бы немыслим.
— Это рискованно, — сказала Торстейн. — Шестнадцать из нас против тридцати?
— Мы и не с такими шансами справлялись, — ответил я.
— Да, ночью, в разгар бури.
— Две повозки серебра купят нам драккар, — сказал я.
— Что-то я не вижу здесь особого выбора, — парировала Торстейн. — И это еще до того, как мы учтем норманнов, которым это серебро предназначено. Они будут не в восторге, когда оно не прибудет. Шансов присоединиться к ним будет немного.
— Если никто не уйдет, норманны ничего и не узнают. Мы можем присоединиться к другой части флота дальше по побережью, — уверенно сказал я, понимая, что бросаю кости, ставя на кон будущее всех нас и надеясь, что выпадут две шестерки. Мой взгляд скользнул по лицам. — Ну?
Они согласились, как я и надеялся. Остальные тоже, когда мы вынесли это на голосование. Перспектива огромного сокровища была слишком соблазнительна, чтобы устоять, даже если это было сопряжено с огромным риском.
Поскольку мы жили в кольчугах со времен Кэмбронна, нам оставалось лишь схватить оружие и щиты и отправиться к дозорному посту Гуннара. Это был скалистый утес, возвышавшийся над ясенями и буками, с которого открывался вид на окрестности с высоты птичьего полета. Торстейн, Векель, Лало и я поднялись с Гуннаром наверх, пока остальные оставались вне поля зрения. Притаившись на западной стороне скал, мы смотрели на разбитую дорогу, что вилась от меловых холмов к побережью.
— Вон там, — указал Гуннар.
Запряженные волами повозки выделялись на дороге — другого движения не было. Сопровождавшие их воины состояли из десяти всадников и двадцати пеших, равномерно распределенных впереди и позади повозок. В моем сознании вспыхнуло сомнение. Учитывая ценность груза, который они охраняли, эти воины были не неопытными юнцами, а закаленными бойцами. Их было вдвое больше нас, к тому же пара человек в моем отряде были ранены.
— Ну? — Я уставился на Векеля.
— Удача благоволит храбрым.
Я ждал, но больше он ничего не сказал. Мои глаза переместились на Торстейн, которая пожала плечами.
— Это безумие, но я с тобой.
— Крайне важно, чтобы ни один из всадников не ушел, — сказал я Лало. — Если они…
— Я понял.
— Нам лучше двигаться, — сказал я. — Деревья сами себя не валят.
Дерево поперек дороги всегда наводит на мысль о засаде. Поэтому я выбрал приличных размеров бук сразу за поворотом; его не будет видно до последнего момента. Вали Силач взял на себя руководство, и, работая топорами в парах с обеих сторон ствола, мы быстро свалили бук. Он наглухо перекрыл дорогу, но нам нужно было больше. Пока Лало сновал туда-сюда от опушки леса, сообщая нам о продвижении повозок, мы взялись за другое дерево, на этот раз ясень, в ста шагах к северу. Сойка пронзительно закричала, протестуя против нашего присутствия. На этот раз мы работали иначе, подрубив ясень до такой степени, что Вали Силач мог толкнуть его поперек дороги, заперев повозки и их защитников.