Сому он пока не говорил. Хотел всё утрясти и быть уверенным, что сыны не подведут. Скат знал, какой будет реакция. И знал – теперь наверняка, – как убедить остальных, чтобы проголосовали на кухонном собрании. Нельзя вечно откладывать планы: если решили убраться из Клифа – нечего ждать до следующего лета. Чуда не случится. Чудеса надо творить самим.
К тому же была ещё одна причина, по которой Скат хотел распрощаться со старым домом. Он мечтал отвезти Умбру в Ласеру – город тысячи лестниц и поющих фонтанов. Он подойдёт ей больше, чем суровый, вечносерый Клиф. Там, в тепле и зелени садов, она станет улыбаться чаще и светлее, чем теперь…
– На всё, – сказал Тайл.
Они с Эббардом по очереди бросили кости. Скат, выйдя из игры, цепко наблюдал за происходящим. У него только что родилась идея. Дерзкая, как и многие Скатовы планы.
К грядущему празднику Жнивья он порадует Умбру подарком. Для остальных тоже что-нибудь придумает, но она… будет на ярмарке королевой.
– Вы закончили? – он спросил нарочито скучающим тоном.
– Хочешь отыграться? – Эббард подмигнул. – Давай за нас обоих!
– Тебе ещё баиньки не пора, шкет?
Тайл гонял между зубов сигару. Другой бы на его месте давно отключился – после такого количества выпитого, – но старина не сдавал позиции и мыслил почти здраво.
– Только после вас, мон.
В каморке прогремел хохот.
– Вот щучий сын! Вот за чё, мать твою, люблю как родного… – Он потянулся к Скату, чтобы обхватить ручищами за шею и потрепать по волосам, но не тут-то было.
«Щучий сын» легко ушёл от захвата, отъехав от стола вместе с табуретом.
– Вот ведь!.. – Тайл сплюнул прилипший к губе окурок. Конечно, он никого не любил и не имел семьи, просто выпивка делала удильщика сентиментальным.
– Кости давай, – сощурился Скат, протягивая ладонь. – Если выиграю, банк мой.
Тайл захохотал громче прежнего, пока не начинал икать.
– Ну-к давай, шкет. Пок-кажи нам бездну-мать. Ежели просвистишь – потребую чё угодно.
Тяжесть сместилась на пальцы. Скат закрыл глаза на мгновение, представляя Умбру не в застиранном и выцветшем платье, а в новом – изумрудном, в цвет её глаз, и чтобы золотая вышивка тянулась по краю.
Бросок! Выпало шестнадцать.
В следующий раз – четырнадцать.
Тайл невольно крякнул.
– И ведь показал!.. – Эббард хлопнул себя по колену: он пропустил раунд, но болел за шкета.
Тридцать против двадцати одного. Остался последний бросок, но Скат уверен: победа в кармане.
Она нужна ему.
Кости, разогретые жаром ладоней, уже не холодили кожу. Они горели подобно уголькам, поторапливая его: ну же, давай, не медли!..
Пять. Две единицы и тройка.
Тайл зажёг очередную сигару.
– Чё, страшно? – он скалился, показывая зубы в железных коронках.
– Нисколько. – Скат остался невозмутим.
– Ладно врать-то. Поджилки, небось, трясутся. Эбб не даст соврать, фантазия у меня богатая. Для тебя, – он сделал эффектную, по его разумению, паузу, – будет особое поручение.
– Бросай.
– У, молодёжь! Всё торопятся, всё бегут… Времени не замечают, щучьи дети. А потом опомнятся, и вот!.. – Он хлопнул себя по пивному животу. – На, шкет. Чтоб тебя.
У Тайла выпало двенадцать.
Скат незаметно перевёл дух. Внутри всё ликовало. Он потянулся за банком, думая, как унести принадлежащие ему холы, так чтобы хватило места в карманах и не пришлось греметь на всю Латунку. Обменяться бы сразу, да доверить он мог только Эббу.
Тот поймал его взгляд и подмигнул. «Всё сделаем».
Не успел Скат подняться из-за стола, как в спину прилетело:
– Вы, парни, говорят, хотите ноги делать, – Тайл, на удивление, сохранял дружелюбный тон даже после проигрыша, – свинтить подальше из Клифа, так?
Скат напрягся. Но, с другой стороны, он ведь сам просил Эббарда разузнать.
– Так.
– И я тут прикинул… – речь Тайла замедлилась. Вряд ли алкоголь вступил в дело, скорее он и впрямь обдумывал предложение. – У меня есть закадыка среди угрей… Он заведует делами на подлодке, знает, как обойти гиен. Портовый контроль ему – не помеха. Могу свести, умаслить где надо, продать по дешёвке…
– За сколько? – прямо спросил Скат.
– За последний раунд.
– Хочешь банк вернуть?
– Не-е, шкет, я сёдня добрый, – железная улыбка стала шире. – Ставь чё есть, кроме чеканки. Сыграем на интерес, и будет.
– Так нечего.
– В уши не дуди, я в жисть не поверю. Всегда найдётся козырёк, без него ни один дурак за стол не сядет.
Козырь действительно был: в одном из внутренних карманов лежала жемчужина в бархатном мешочке. Не просто жемчуг, которого полно на ярмарочных развалах. Священная ту-нор – «капля жизни» на языке та-мери: он нашёл её в руинах храма на острове Летнего Дождя и с тех пор берёг. Это последняя вещь, принадлежавшая Сеоху, ниточка из прошлого в настоящее.
Скат молчал, раздумывая.
Может, настала пора тянуть нити в будущее.
– Эбб, возьми с него Слово.
У Сынов была своеобразная клятва. Нарушивший её терял всякое уважение и становился изгоем.
– А ты не промах, парень, – Тайл подался вперёд, усмешка сошла с лица. – Держи моё слово: проиграю – сделаю всё, чтобы тебя с кодлой спровадить поскорее. Отшельник мне брат, отец и свидетель. – Он смачно поцеловал перстень на указательном пальце с изображением морского змея. – Доволен?
Скат кивнул
– Если выиграешь – она твоя.
Он достал жемчужину под восхищённый вздох Эбба.
– Да ладно, тамерийская? Сильно ж ты, брат, хочешь дёру дать! – Глаза Тайла загорелись. Он, кажется, мигом протрезвел.
Эббард скрепил договор и разыграл первый ход, спрятав кости в кулаках. Скат выбрал нечет, и Тайл бросил первым. Все три раза – удачно.
Жемчужина блестела в тусклом свете. Прощалась с хозяином.
Все прокляты. «Избавься от неё».
☽ ⚓ ☾
Скат спешит к Холодному дому. Прежде чем бежать в Крепость, он должен убедиться: путь с заражённого острова есть. Последние дни он был занят поисками Умбры: спал по два часа, ел не глядя, «собирал ум», как говорил когда-то мастер Дъюр, чтобы не чувствовать усталости, но тело не обманешь. Вернее, ненадолго. Рано или поздно оно возьмёт своё. Скат лишь надеется, что в его случае – поздно.
Пустынные улицы сменяют друг друга. Дым костров мешается с рассветной хмарью. Жители Клифа ещё спят, не подозревая, что три имперских корабля подошли вплотную к острову. Политика – вечная грязь. Хуже любой заразной хвори. А тут и вовсе одно легло на другое: если Клиф сотрут, никто не расстроится. Генерал-губернатор Силт-Айла проглотит и не подавится, он свою «независимость» получил, но по-прежнему заглядывает кайзеру в рот. Будут хвалиться тем, что принесли в