Адмирал шпарил по написанному:
– Вам оказана высокая честь, мы посылаем лучших из лучших…
Услыхав такое, Морев самокритично оглядел себя и с недоверием – окружающих. Чушь какая-то. Придумали на флоте комиссию, которая пошелестела твоим личным делом, ни разу тебя живого не видев, решила, что ты самый достойный. Критерии были направлены скорее на выбор офицеров удобных, а это в чистом виде искусственный отбор, и хорош он только при создании пород животных и сортов растений. Лучшего определить может только естественный отбор, который осуществляется в среде обитания и состоит в отборе наиболее приспособленных особей в условиях жесткой конкуренции. Понятное дело, командование появления такого хомо-офицеруса допустить не могло и подвергало личный состав методичной искусственной селекции.
Для того чтобы поступить в академию, нужно было сделать две вещи – сдать анализы и сдать экзамены. У умных были проблемы с первым, а у здоровых со вторым.
Добрые люди раздобыли методичку для поступающих в Военно-морскую академию. Внимательно изучив содержание методических рекомендаций с перечнем экзаменационных вопросов, Морев решил, что лучше и не начинать. Он занялся более понятным ему делом – сдачей анализов, да и в результате была уверенность.
В конце концов после долгих мытарств Морев получил на руки пачку бланков с отрицательными результатами анализов и положительную характеристику-рекомендацию. Из этого следовало, что он физически здоров и его морально-психологические и деловые качества позволяют укрепить, расширить и углубить все вышеперечисленное в стенах академии под руководством мудрых педагогов.
Проводы были недолгими, потому как вероятность сдачи экзаменов была крайне низка, и, соответственно, вероятность скорого возвращения была высокой.
Фирменный поезд «Нева», отправляющийся по маршруту Севастополь – Ленинград, сияя надраенными вагонами, стоял у первого пути. Одетые в форму нарядные проводницы выстроились у вагонов и в ожидании пассажиров дружно протирали поручни видавшей виды ветошью. До отправления оставалось время, и Морев решил пройтись по вокзалу. Железнодорожный вокзал в Севастополе небольшой, чистенький, уютный какой-то. Морев прошел в конец перрона и спустился к памятнику бронепоезду «Железняков». Угрожающе-черного цвета локомотив с надписью «Смерть фашизму» был в идеальном состоянии. Казалось, кинь в топку уголька, пыхнет он дымом из трубы, и закрутятся колеса. Вот она, знаменитая «Песня о Каховке», здесь она, даже потрогать можно – «Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути».
На здании вокзала гордо красовалась звезда Героя Советского Союза и надпись «Севастополь». Морев предъявил билет проводнице:
– Вот, пожалуйста.
Она внимательно изучила билет, вернула его Мореву и пробурчала вслед:
– Да что ж такое, одни военные. Война, что ль, началась?
Он прошел в свое купе и бросил сумку на верхнюю полку.
Заиграла «Славянка», поезд дернулся и потихоньку покатился, на перрон вышел колоритный старик в фуражке с желтым околышем и с роскошными бакенбардами, застыл по стойке смирно и театрально отдал честь, провожая состав. Это была традиция.
Когда поезд проехал Черную речку и пассажиры начали дружно считать тоннели, в купе зашла проводница. Не первой свежести частолюбивая женщина с голубыми глазами, бедным духовным миром и богатым содержанием декольте, целомудренно присев на краешек нижней полки, принимала билеты и выдавала белье.
Поезд выскочил из последнего тоннеля, свет залил купе, соседи, щурясь, рассматривали друг друга. Пришло время знакомиться, активней всех оказался капитан III ранга Геша, связист из Балаклавы, заявивший, что знакомиться насухую все равно, что маршировать без песни.
Компания подобралась в основном правильная, все ехали в Ленинград, и все – поступать в академию. На стол полетело все, что сложили в дорогу домашние. Морев вывалил на стол бутерброды, вареные яйца и пяток котлет. Хозяйственного вида майор, летчик из Качи достал запеченную курицу, завернутую в фольгу, и малосольные огурчики с салом. Геша поставил на стол двухлитровую банку с шилом. Шило разводили прямо в стаканах. Навалились дружно, с энтузиазмом. Со стороны могло показаться, что пассажиры выходят на следующей станции и поэтому очень спешат. После первых трех обязательных тостов начали обсуждать цель поездки. Геша толкнул локтем майора:
– Генералом хочешь стать?
– Да брось ты, послали, вот и еду.
– А если не поступишь?
– Ну и хрен с ним, я же летчик, мне пролететь не зазорно. Да и хозяйство у меня в Каче, как бросить?
Геша оставил в покое майора и принялся за Морева:
– Волнуешься? Небось в первый раз?
– Ну так, типает понемногу. А ты что, не в первый?
Капитан III ранга Геша облокотился о переборку и мечтательно закатил глаза.
– Я уже в третий.
– Неужели такая тяга к знаниям?
– Академия мне и даром не нужна. Я рассматриваю это как дополнительный двухнедельный отпуск. Баба у меня в Петродворце еще с курсантских времен, ох и сладкая. Вот я третий год подряд и езжу, две недели отдохнул, последний экзамен завалил и назад.
Сидящий с краю у двери с учебником английского четвертый сосед, в разговорах и пьянке не участвовавший, со стоном вышел в коридор.
Спирт допили, за окном стемнело, скоро Харьков. В купе заглянула проводница и предложила чаю. Сработало правило железной дороги – «желание приударить за проводницей возникает сразу после желания выпить». Зоркие глаза сталинского сокола беззастенчиво ощупывали пышную грудь, это был визуально-тактильный контакт. Забыв и про академию, и про оставленное в Каче хозяйство, майор взял под руку не сопротивлявшуюся проводницу.
– Сударыня, а вы видели Севастополь с высоты птичьего полета?
И не дождавшись ответа, вышел вместе с ней из купе.
Морев забрался на верхнюю полку, Геша ворочался внизу. Устроившись поудобней, Морев решил все-таки выяснить жизненное кредо связиста.
– Геша, вот ответь, что ты вообще от жизни ждешь?
– Есть у меня одна мечта – хочу служить замполитом санатория Министерства обороны в Ялте.
Морев информацию переварил и понял, что он со своими представлениями о службе супротив Геши просто желторотик без ума и фантазии. Засыпая, он никак не мог определиться: а делать-то чего? Вроде и учиться неохота, и возвращаться стыдно. Вот ведь влип, а будь что будет. С тем и уснул.
Мелодично стучали колеса, за окном мелькали огоньки, по трансляции крутили самую популярную песню 1988 года «Белые розы». Чудесное было время, не покидало чувство, что все еще впереди, все еще успеешь.
Конкурсный отбор
Культурная столица встретила милым вокзальным бомжом с фиолетовой рожей и запахом мочи в подземном переходе.
Удивительный город Ленинград: как органично сочетались в нем вонь бомжа с