– Слушай, ты уже столько лет живешь в Ленинграде, а все разговариваешь на одесском диалекте.
– За диалект я тебе скажу так, если тебя угораздило родиться евреем в этой стране, то уж лучше быть одесским евреем, их все любят.
– Ну, давай за то, что разрешили уехать.
Опрокинув рюмку, Мотя внес ясность:
– Этот лысый поц выехать-то разрешил, а взять с собой добро разрешить забыл.
– Это как?
– А так, двести баксов на нос и ручная кладь! Куда я все это дену?!
Мотя обвел тоскливым взглядом комнату, уставленную ценными вещами, картинами, антиквариатом. Рвалась связь поколений, его дед передал нажитое отцу, отец – Моте, а Мотя своему сыну нажитое не одним поколением уже не передаст.
Баба Циля с выражением еврейского счастья на лице демонстративно не принимала участия в происходящем. Старушка, пережившая не один погром, империалистическую и Великую Отечественную войны, имела перестройку за легкий гембель и искренне не понимала, с чего тут паковать чемоданы.
Видя, что решение об отъезде не коллегиальное, Морев на всякий случай уточнил:
– А ты уверен, что нужно ехать?
– Я тебя умоляю, Авербухи уже поехали, что тут думать!
Пили допоздна, праздник получился какой-то грустный. Друзья уезжали в неизвестность, но у них была надежда.
Утро началось с занятий по научному коммунизму. Преподаватели этой кафедры перестроились быстро, перестали требовать конспекты первоисточников, отменили предмет «марксистско-ленинская философия» и активно искали новые формы обучения.
– Не командуйте, не командуйте.
Гладенький, лощеный, службой небитый, он из кожи вон лез, чтобы понравиться.
– Товарищи офицеры, я предлагаю провести сегодняшнее занятие в формате круглого стола.
Толя Пикалов, как старший группы, услышанным озаботился:
– Где ж мы вам круглый стол найдем? Заранее предупреждать нужно.
– Да нет же, вы поймите, это не форма стола, это формат общения. Будем ближе и откровенней.
Шахтер пробурчал:
– Может, тебе еще явку с повинной написать?
Преподаватель не обратил на него никакого внимания, он с головой погрузился в творческий процесс.
– А тема занятия у нас будет непростая, я бы даже сказал, провокационная.
Морев находился под впечатлением вчерашних проводов и слащавую трескотню перерожденца не воспринимал.
Дипломированный марксист обвел группу загадочным взглядом.
– Давайте-ка порассуждаем: нужны ли замполиты на флоте?
Интересно, на что он, дурашка, рассчитывал? Вова Боровик, узнавший, что жена в очередной раз забеременела, и еще не решивший, как к этому отнестись, был совершенно не расположен к дискуссии.
– А что тут рассуждать? По мне, так от вас одни неприятности.
Осторожный Боб поинтересовался:
– А с кафедрой тема согласована?
Патентованный воспитатель личного состава хотел напомнить напирающему офицерью, что он все-таки преподаватель и дистанцию нужно бы соблюдать, да было поздно, черта была перейдена. Стол из круглого превратился в квадратный и ощетинился. Бедолага получил по полной, не увезешь.
Выправить ситуацию попробовал Костик Акимин.
– А вот у нас в Совгавани замполит был нормальный мужик. С утра стакан шила врежет, и весь день его не видно.
Незадачливый педагог-новатор сидел, обхватив голову руками, видимо, не представлял он себе всю глубину неприятия происходящего офицерами.
Экзекуцию прервал звонок, горе-перестройщик живенько собрал свои бумаги и ретировался не прощаясь.
Толя внес предложение, от которого нельзя было отказаться:
– Мужики, а у меня соленые грузди подоспели.
После занятий поехали к нему на Комендантский. Грибник Толя был знатный, в сезон брал освобождение по болезни и на неделю уходил в леса. Грибов заготавливал много и в разных видах, особо ему удавались грузди. Солил он их в дубовом бочонке с чесноком и травами. Процесс был сложный и долгий, но результат заставлял забыть все тяготы сбора и переработки.
Посреди стола поставили большую тарелку, Толя положил на нее соленый белый груздь размером в аккурат с тарелку и щедро смазал его базарной сметаной. Груздь разрезали, как торт, треугольничками, первую налили по полной и закусили хрустким ароматным грибком.
Все внимание было приковано к телевизору, он был вторым по востребованности развлечением после газет. На экране демонического вида мужик лечил всю страну от энуреза, за него и выпили.
Когда уже почти допили, началась передача «Пятое колесо». Она агрессивно насаждала все, что было отвратительно порядочному человеку. А главного редактора программы Беллу Курову в Ленинграде звали не иначе как Курва Белова. Сначала два эстетствующих болвана доказывали теорию, что Ленин гриб. Выпили за грибы. Потом началось актуальное интервью. На экране в полный рост появился известный ленинградский депутат Кошак. Он рассказывал, как тяжело живется народным избранникам во время командировок в Москву.
– Вы только представьте, на завтрак каждый день дают сосиски, я смотреть на них уже не могу.
Боб не выдержал:
– Тебя бы, козла, в Лиепаю, там сосиски видят только на картинках.
Многие люди, загипнотизированные гласностью, искренне верили в то, что народные избранники куют им светлое будущее, а те ковали свое благосостояние.
В Ленинграде под крылом Кошака формировалась самая циничная воровская команда. Не покидало ощущение смуты. Смута была на улицах, в телевизоре, газетах и головах. Морев впервые в жизни пожалел, что не еврей.
Финита
В стране происходили крутые перемены, некоторые изменения произошли и в академии. Вышел в отставку контр-адмирал Сойкин, вместе с ним ушла целая эпоха и старинный глобус из кабинета. Расставаться с начальником было жаль, для слушателей он был символом академизма. Адмирал был в душе гедонистом и чем-то напоминал грибной дождь: вроде и капает, но и не мочит.
Перед уходом адмирал успел провести обряд хиротонии слушателей в члены Русского географического общества. Это была старейшая организация, основанная в 1845 году повелением императора Николая I. В числе учредителей общества были выдающиеся путешественники, отважные моряки, известные литераторы и государственные деятели.
Действо проходило в старинном здании в переулке Гривцова. В процедуре приема было что-то масонское. Появилось чувство причастности.
Начальником кафедры назначили капитана I ранга Подосинового, а заместителем стал старший преподаватель капитан I ранга Комикадзе. Подосиновый по инерции пытался нагрузить слушателей материями высшего порядка, а Слава Комикадзе еще помнил, что такое флот, с ним было понятней.
Времена наступили шаткие, усилились нападки на вооруженные силы. Стало неприличным вылезти на трибуну и не лягнуть военных. Академия еще пыталась сопротивляться новым веяниям и сохранять приверженность традициям, но делать это становилось все трудней. Среди слушателей появились офицеры, активно совмещающие службу с дополнительными заработками.
В марте 1990 года в Ленинграде произошло событие, остановившее на время нескончаемые митинги и шествия: в Манеже открылась выставка Ильи Глазанова. В многочасовой очереди плечом к плечу стояли коммунисты и демократы, националисты и представители малых народностей, военные и пацифисты, на время забывшие о непримиримой борьбе