Группа гидрографов, возглавляемая Толей Пикаловым, толкалась среди охлоса в ожидании своей очереди. Через полтора часа они приблизились к балюстраде. Манеж, построенный в 1807 году по проекту Джакомо Кваренги, представлял из себя монументальное здание с колоннами и голыми мужиками с конями на фасаде. Долгое стояние позволило в деталях насладиться шедевром архитектуры. Именно детали и обсуждались в ожидании прохода в Манеж, досталось и коням, и мужикам. Правда, мужикам досталось меньше потому, что конские тестикулы были значительно больше.
В Манеже были выставлены разные работы, но ленинградцы, как добрые католики к Туринской плащанице, тянулись к огромному полотну с амбициозным названием «Мистерия ХХ века», рядом с которым важно позировал автор.
Морев застыл перед картиной как парализованный, это была супермистерия. На полотне были смешаны времена, краски, поколения, события и личности. Не стесняясь в выразительности, художник изобразил на картине и Христа, и Гитлера с Муссолини, и Николая II с Распутиным, и Эйнштейна, и Чарли Чаплина, и Вангу с Солженициным, и Брежнева, и Мэрилин Монро, и Сталина в каком-то кровавом месиве, и «Битлз». Кого там только не было, даже Раиса Максимовна Горячева. Мистерия получилась любопытная и страшная. Со всех сторон знатоки живописи негромко восхищались шедевром и пытались углядеть на полотне тайные символы. Морев, долго изучавший картину, боялся признаться себе в том, что «Кока-Кола» Энди Уорхола ему ближе и понятней этого нагромождения лиц и событий. Обстановку разрядил Костик.
– Мужики, я анекдот вспомнил:
«Стоят у картины Айвазовского два мужика. Один из них заливается:
– Какой закат! Какая игра света! Какое красивое море!
Второй поинтересовался:
– Товарищ, вы маринист?
– Нет, я пидорас, но какое красивое море!»
Обучение входило в финальную стадию. Слушатели готовились к сдаче государственных экзаменов и шлифовали дипломные работы. Чем ближе к концу, тем большее давление ощущалось со стороны педагогов. Один Морев чувствовал себя вольготно, не было у начальников рычагов влияния. Во-первых, он единственный из группы, кто возвращался на флот в Севастополь, причем делал это осознанно, а во-вторых, используя доброе отношение директорши гастронома, Морев отоваривал всей кафедре талоны на водку и был человеком уважаемым.
Бобу предложили остаться на кафедре преподавать метеорологию, и он с радостью согласился. Академия переходила на трехгодичное обучение, чем воспользовались Костик и Шахтер, выразив желание остаться еще на год. Толя Пикалов шел служить в Центральное картографическое производство ВМФ, которое находилось на Атаманской улице, рядом с набережной Обводного канала. Володя Боровик через своего училищного друга, занимавшегося в ГУНИО кадрами, должен был продолжить службу в этой уважаемой организации.
За несколько дней до сдачи госэкзамена по научному коммунизму в жизни капитана II ранга Боровика произошло фатальное событие. Старший офицер первого отдела ГУНИО повстречал в магазине «Детский мир» Володину жену на восьмом месяце, занятую выбором коляски. Фокус заключался том, что он стоял первым в очереди на квартиру, и теперь получалось, что многодетный Боровик, который по закону должен получить квартиру вне очереди, отодвинет его назад. И он принял меры, до сведения Володи довели, что начальник гидрографической службы Тихоокеанского флота не видит будущего гидрографии без капитана II ранга Боровика, а посему требует его назад в Управление гидрографической службы Тихоокеанского флота.
На Володю страшно было смотреть, иногда мужская депрессия бывает ярче и глубже женского оргазма.
На сдачу экзамена Боровика на всякий случай записали последним, мало ли чего в таком состоянии выкинешь, а отдуваться потом всем.
Комиссию возглавлял замначальника политотдела Ленинградской военно-морской базы, старый седой капитан I ранга. Володя дождался своей очереди.
– Товарищ капитан I ранга, капитан II ранга Боровик к ответу готов!
– Бог с ним, с билетом, давайте, товарищ Боровик, мы с вами порассуждаем. Вот вы опытный офицер, коммунист, как вы видите будущее политорганов на флоте?
Лучше бы он этого не делал. Володя весь затрясся и уперся в председателя страшным взглядом. Этот взгляд мог вызвать цунами.
– Да разогнать к херам собачьим и служить спокойно!
Он выглядел бесстрашным. Не смелым, а бесстрашным. Смелый – это когда зажмурившись, а этот страха не знал. Терять ему было нечего, и все свое недовольство и досаду он обрушил на председателя.
Пожилой человек, уже давно увлеченный созерцанием внутренних физиологических процессов, растерялся, а главное, не мог сообразить – за что?
К счастью, председатель оказался мужиком мудрым и незлобливым, инцидент замяли. Выпустив пар, Володя сдулся, вел себя тихо, даже как-то обреченно. Жизнь дала трещину, ни феличиты тебе, ни дольче виты.
Сдача госэкзамена по специальности и защита диплома следов в памяти не оставили.
Наступил самый торжественный момент – выпускной день. На плацу стройными шеренгами в парадной форме стояли преподаватели и слушатели. Традиционные флотские цвета – белое с золотым – сияли на солнце. На трибуну поднялся начальник академии. У адмирала за плечами была долгая и нелегкая служба, о чем красноречиво свидетельствовал внушительный иконостас на его парадной тужурке. Начальник произнес речь, не по бумажке произнес, а от души. От таких слов ура-патриотическое либидо просто пылало. Его слушали не шелохнувшись. В строю стояли молодые, здоровые, хорошо образованные офицеры с достойным прошлым, блестящим настоящим и твердым внутренним убеждением, что пока они есть, пока стоят плечом к плечу, ничего ни с флотом, ни со страной случиться не может.
После торжественного вручения дипломов преподаватели кафедры и выпускники двинулись в ресторан гостиницы «Октябрьская». Толя Пикалов снял кабак заранее, тот славился цыганами, и попасть в него было непросто. Погода стояла по-летнему хорошая, настроение через край, и даже группа ликующих адептов перестройки, собравшаяся на Лиговском проспекте недалеко от ресторана и потрясающая плакатами типа «Ударим онанизмом по проституции!», не могла его испортить.
Обязанности тамады взял на себя капитан I ранга Комикадзе, на то были основания. Во-первых, он был старшим среди присутствующих, а во-вторых, он был грузин.
Слава Комикадзе попросил внимания и взял слово. Тосты у него были кавказистые, но адаптированные к военно-морскому флоту. Удовлетворенным взглядом он осмотрел богато накрытый стол и начал:
– В океане потерпел крушение корабль, и только один матрос смог спастись – он ухватился за конец длинной доски и остался на плаву. Через полчаса неизвестно откуда вынырнул второй выживший и ухватился за другой конец доски. Первый заплакал, второй у него спросил: «Ты почему плачешь?» И он ответил: «Вах! Такой гость, и нечем угостить!» Так выпьем за то, чтобы всегда на столе было что выпить и чем закусить!
После троекратного ура дружно выпили. Через час доброго застолья