Звякнули вагонные сцепки, и состав, потихоньку набирая скорость, двинулся на север. Пнев носился по вагонам, предотвращая употребление алкогольных напитков и гася очаги народного творчества с ненормативной лексикой. К концу дня он умаялся и упал в заботливые руки томившейся в сладостной истоме проводницы. Погрузил голову в недра ее огромной мягкой груди и затих. Через полтора суток, по прибытии в город-герой Мурманск, его оттуда и достали.
Рота с вещмешками за спиной построилась на перроне, Пнев с нечистой совестью и помятым лицом носился перед строем, доводя до личного состава, что практика – это не хухры-мухры, и чтобы все было как положено, нужно еще как следует того-этого. Все осознали и, лениво изображая строй, двинулись на морвокзал. Дальше группами добирались кто куда – в Североморск, Полярный, Гаджиево, Западную Лицу и Гремиху. Пнев выгрузился в Североморске, стало веселей. Через час с небольшим катер зашел в Гаджиево, картинка открывалась впечатляющая – у пирсов стояли огромные горбатые подводные лодки с баллистическими ракетами в чреве, и все это регулярно ходило в море, погружалось и стреляло.
Чудное было время, чувствовалась неусыпная забота партии и правительства о вооруженных силах, холодная война вкупе с международной напряженностью гарантировали служивым людям сытую жизнь и целый ряд преференций.
Флотилией командовал вице-адмирал с говорящей фамилией Матюков. К вечеру курсантов распределили по экипажам. Группа из четырех человек – Давыдкин, Расписов, Афанасьев и Елдырин – попала в славный экипаж капитана I ранга Шилова. Экипаж располагался на четвертом этаже казармы. Поднявшись, Афанасьев как старший группы постучал в дверь с табличкой «командир» и, не дождавшись реакции, открыл дверь.
– Товарищ командир, разрешите обратиться?! Старший группы главный старшина Афанасьев!
Сладко дремавший за столом капитан I ранга встрепенулся, вышел из-за стола и поздоровался с каждым за руку. Невысокого роста, полный, с добрыми глазами, уставший от Севера и личного состава, мечтающий о должности военного консультанта на Ленфильме, он был просто лапочка.
– Ну что ж, с прибытием.
Шилов внимательно осмотрел каждого: у него была дочь на выданье, и в каждом курсанте он видел потенциального жениха. Четыре хитрые рожи, выражавшие полную готовность к коллективному подвигу, доверия у него не вызывали, и он потерял к ним интерес.
– Идите к старпому, он вами займется.
– Есть!
После тридцатиминутного инструктажа по правилам поведения и технике безопасности старпом потерял логическую цепочку, запутался в междометиях и подвел итог:
– И запомните, сколопендры недоношенные, вы здесь никто!
– Так точно, запомним!
Такая покладистость смягчила каменное сердце, и старпом выделил им отдельный кубрик на четыре персоны.
Небольшая комната с четырьмя койками, столом и одним стулом должна была стать им домом на какое-то время. После долгой дороги и тяжелого инструктажа решили хорошенько выспаться, ни на завтрак, ни тем более на зарядку идти никто не собирался. Для пущей надежности подперли ручку двери спинкой стула и завалились спать.
Ни свет ни заря безмятежный сон был бесцеремонно прерван стуком в дверь. Не сообразивший спросонья, где он находится, Афанасьев среагировал мгновенно:
– Ты что там, нюх потерял?! Рогами еще постучи!
Стук усилился, и заходила ходуном ручка двери. Сломив сопротивление стула, в кубрик ввалился зам командира по политчасти. Он был чем-то озабочен и на обидную выходку не отреагировал.
– Есть кто-нибудь с красивым почерком?
– Никак нет!
Зам понял, что это не его клиенты, махнул рукой и выскочил в коридор. Сон вместе с утренней эрекцией как рукой сняло. Все пошло не по плану, пришлось идти на завтрак, а после на лодку на подъем флага. Эта церемония на флоте чтилась свято и исполнялась безукоризненно.
Штурман и командир электронавигационной группы в экипаже оказались фрунзаками. Командир ЭНГ лейтенант Смирнов был в училище у ребят командиром отделения. Лодка готовилась к автономке, и работы было через край. Афанасьев с Елдыриным помогали с проверкой приборов, а Давыдкин с Расписовым занимались корректурой карт. Штурманская боевая часть была готова к походу раньше других, и курсанты удостоились благодарности от командира. Через неделю лодка ушла в море на боевое дежурство, а практиканты остались на берегу. Уже успевший освоить особенности местного бытия лейтенант Смирнов оставил им ключ от квартиры и настоятельно рекомендовал в казармах не появляться. Как заповедь из его уст прозвучало: «Бойся Матюкова!»
Собрав нехитрые пожитки, практиканты вышли из казармы. Вой сирены и непонятная суета вселяли тревогу. Навстречу по дорожке бежал матрос с тяжеленым мешком на спине. Невысокий, с раскосыми глазами, на коротеньких кривых ножках, он скорее катился, чем бежал. Афанасьев перегородил ему дорогу и напустил важности на лицо.
– Боец, фамилия?!
Тот растерялся, но мешок не бросил.
– Матроса Кишкирдыков!
– Куда направляетесь?!
– Ученья тиля.
– Что в мешке?
– Консерьва рибный в рассортименте.
Из-за угла показались санитары с носилками, Афанасьев вошел в раж.
– Санитары, ко мне!
Те, видя перед собой человека в фуражке и с широкими лычками на погонах, на всякий случай подбежали. У Афанасьева воинственно топорщилась черная щетка усов.
– По условиям учений матрос Кишкирдыков тяжело ранен, требуется немедленная медицинская помощь!
Как сын степей ни сопротивлялся, мешок у него отняли, а самого уложили на носилки. Подхватили мешок за четыре конца и трусцой побежали в сторону городка. На КПП дорогу заступил дежурный.
– Кто такие?!
– Главный старшина Афанасьев, учения тыла!
– Что в мешке?
– Консервы рыбные в ассортименте.
– Да? Ну проходите.
Полмешка в этот же день поменяли на литр шила. Жизнь заиграла новыми красками. По телевизору транслировали открытие Олимпийских игр.
Добытая гоп-стопом снедь быстро закончилась, и курсанты перешли на подножный корм, благо было лето и сопки изобиловали ягодой. Как шутили местные – лето здесь долгое и теплое, и в этот день нужно успеть искупаться. Собирали в основном морошку, черника только начинала, зато было много дымники. Аборигены обходили ее стороной, хотя она была приятного кисло-сладкого вкуса. В чем секрет, ребята поняли только вечером, доев последние ягоды в ведре. Дымника пучила и провоцировала мощное газоотделение с нестерпимым запахом пепелища, видимо, за это и получила такое милое название.
Было решено – лучше умереть с голоду, но в казармах не появляться. Нужно было как-то жить, а навыков к гражданской жизни у курсантов не так много. Недолго думая, решили промышлять циклевкой паркета. Написали объявления и расклеили по подъездам