Утром следующего дня к ним постучали, на пороге стояла дородная дама лет тридцати пяти.
– Это вы, что ль, паркет циклюете?
– Мы.
– А сколько берете за метр?
К такому повороту они готовы не были. Обрадовавшись первому заказчику, Афанасьев с ходу продешевил:
– По рюмочке нам и накормите.
Хозяйственная баба сразу поняла свою выгоду.
– Я живу в соседнем доме, квартира 12, на третьем этаже, сегодня и приходите.
– Только учтите, нам понадобится кипяток и ветошь.
Дело было за малым, нужно было добыть щетку и мастику. Битых стекол в городке хватало, а вот за щеткой и мастикой нужно было идти в казармы. Бросили на морского, не повезло Елдырину. Туда он добрался без происшествий и даже добыл новую щетку и полбанки мастики, бессовестно пообещав молодому доверчивому мичману, что завтра вернет. Обратный путь был не так прост. На полдороге к городку он увидел несущуюся на него черную «волгу», вспомнил смирновскую заповедь, но спрятаться не успел. Взвизгнув тормозами, подняв клубы пыли, машина остановилась рядом с ним. Из машины вышел командующий флотилией вице-адмирал Матюков. Адмирал был уважаемым подводником и, несмотря на чин, из морей не вылазил, к тому же он был потомственным моряком. Дед его служил старшим кондуктором броненосца «Андрей Первозванный», а отец закончил службу контр-адмиралом.
Матюков изучал существо с банкой и щеткой в руках, бесцельно шатающееся средь бела дня.
– Курсант, фамилия?!
– Курсант Елдырин!
На секунду адмирал расслабился и позавидовал: «Мне б такую фамилию, неизвестно, кто бы сейчас флотом командовал», – но дедовские гены взяли верх.
– Трое суток ареста!
– Есть трое суток ареста!
Машина умчалась, а Елдырин продолжил путь, уже ничего не боясь и ни от кого не прячась. На подходе к городку его остановил патруль, предваряя ненужные вопросы, он с гордостью доложил:
– Курсант Елдырин, арестован на трое суток командующим флотилией, следую за аттестатом.
Старший патруля смотрел на него с уважением, ведь сам Матюков арестовал. Но на всякий случай дал острастку:
– Следуйте, разболтались тут!
Докладывать о взыскании было некому, и Елдырин, понимая, что с адмиралом ему вряд ли еще придется встретиться, об инциденте забыл.
В квартире № 12 их уже поджидали хозяйка в коротком халате, подчеркивающем увядающие прелести, и выварка с кипятком и старой простынью, порванной на четыре части. Чтобы не пачкать робу, разделись до трусов, Расписов встал на четвереньки и внимательно рассматривал паркет. За его плечами были километры отциклеванного паркета, и он со знанием дела поглаживал дощечки, уложенные елочкой, определяя направление волокон. Наверное, точно так же триста лет назад оглаживал заготовки будущих скрипок Андреа Гварнери.
Паркет был в ужасном состоянии, дело в том, что местные хозяйки рассматривали гарнизонное жилье как временное и в лучшем случае иногда возили по паркету мокрой тряпкой.
Циклевать нужно было прихожую и коридор, для начала их освободили от вешалки с инвентарным номером и коробок с разным нужным хламом. Паркет залили кипятком, дерево впитывало его с характерным звуком, так усваивается пиво, залитое в организм с бодуна. Из кучи битых стекол Расписов выбрал осколок с длинным, кривым, как ятаган, сколом. Работа началась, циклевали втроем, Афанасьев, с первого курса числящийся в начальниках, ничего в этом деле не понимал, и его определили в подсобники.
Через два с половиной часа циклевка закончилась, и Афанасьев промел коридор. Хозяйка очень удивилась, увидев девственный цвет паркета. Нанесли мастику и сели передохнуть. С кухни доносился сводящий с ума запах жареных котлет и картошки, а где-то южнее, в районе пятьдесят пятой параллели, шли Олимпийские игры.
Афанасьев устал меньше других, и финальное доведение паркета доверили ему. Он старательно тер паркет щеткой, за ним образовывалась полоса глубокого янтарного цвета, подчеркивающего структуру дерева. Довольная хозяйка то и дело переводила похотливый взгляд с паркета на мускулистую задницу Афанасьева.
Работа была сдана, стол накрыт, по телевизору показывали награждение советских гимнастов. Выпив в меру и наевшись без меры впрок, стали прощаться, раскрасневшаяся хозяйка дала пять рублей на мелкие расходы. Она облизывала недвусмысленным взглядом ничего не подозревающего Афанасьева.
– А ты, чернявенький, останься, поможешь мне убраться.
Рано утром вернулся Афанасьев, он активно шарил в холодильнике и мешал сладкому утреннему сну. Давыдкин не выдержал:
– Тебя что, завтраком не накормили?
– Нет, я кран в ванной починил и сбежал.
– Как тетка-то?
– Не напоминай! Потрогай здесь, погладь там – не баба, а лампа Алладина.
Молва о них прокатилась по поселку, как взрывная волна. Очередь стояла на неделю вперед, каждый день они работали и имели неплохой приварок, шилу предпочитали благородные напитки, добываемые хозяйками в недрах военторга. И все бы ничего, да был один нюанс – нужна была характеристика за практику, а где ее взять, если лодка в море? Конечно, такие случаи предусматривались, характеристику можно было получить в отделе кадров, но их-то уже две недели никто не видел.
К встрече с кадровиком готовились как к первому прыжку с парашютом. Идти сдаваться решили после обеда. Когда начальник сыт, девяносто процентов его энергии уходит на переваривание пищи, сознание затуманивается, рефлексы притупляются, и клонит ко сну.
Именно в этот момент практиканты и постучали в дверь кабинета замначальника отдела кадров. Афанасьев просунул голову в проем и негромко, чтоб ненароком не взбодрить, проворковал:
– Товарищ капитан III ранга, разрешите?
Сильно немолодой кадровик осоловело рассматривал просочившихся в его кабинет курсантов. Пища дошла до двенадцатиперстной кишки, началось активное смешивание ее с желчью и усвоение питательных веществ организмом. Ему было трудно включиться в происходящее, нейроны продолговатого мозга уже включили фазу торможения.
Давыдкин медленно положил перед ним четыре листка бумаги, исписанных корявым почерком, и на мотив колыбельной пропел:
– Вот характеристики, нужно вам их подписать.
Борясь с природой, кадровик без всякой агрессии поинтересовался:
– А почему я?
– Товарищ капитан III ранга, так больше ж некому.
Кадровик занес красивую перьевую ручку над стопкой характеристик и замер. Пауза становилась театральной, и Расписов пошел с козыря:
– А хотите мы вам дома паркет отциклюем?
– Мне уже какие-то умельцы неделю назад отциклевали, когда я был на дежурстве, да еще кран в ванной починили.
Афанасьев густо покраснел. Из репродуктора лилась олимпийская песня – «…До свиданья, наш ласковый мишка…», Олимпиада заканчивалась, а с ней, к счастью, и практика.
Наивная доверчивость
Заключение брака – формальность, необходимая для получения развода.
Ох и чудное же было времечко, счастливое, полное планов и надежд. Курсанты пятого курса возвращались со стажировки, съезжались с разных флотов, кто с