– Как видишь, сюда не добрались. Я предложил им попробовать моего самогона на соседнем острове.
– И как?
– Наверное, понравился. Да так, что больше не встанут. Ишь какой мужик слабый пошел, уже только с подмогой на дело идет, – хмыкнул мужчина. – Я их это… закапывать пока не стал. Может, пригодятся тебе?
– Пап, с них нет толку. Сам же знаешь: для обряда подходит только суженый, с которым в законном браке.
– Ну да, ну да, – закачал головой мужчина, будто что-то вспомнил.
– Знаешь, пап, я ведь каждый раз надеюсь, что они выберут меня. Меня, а не сытую жизнь. Не деньги, квартиру и барахло всякое. Хочу, чтобы как у вас с мамой было.
– С мамой, – протянул мужчина. – Это было так давно, а будто только вчера мы этот дом построили. Я иногда думаю: может, зря мы с ней повстречались? Если бы не я, жила бы она сейчас. Молодая, красивая, здоровая. Негодяев-то хватает, меняла бы, жизнь себе продлевала. А так…
– За настоящую любовь умереть не страшно, – поглядев на воду, проговорила Варя. – Если бы меня кто-то так полюбил, как ты маму, я бы тоже выбрала жизнь обычной смертной и состарилась бы со своим любимым.
– Вот только мне ты успокоиться не дала. Знаешь, как мне без нее тоскливо?
– Так найди себе новую, молодую. Чего тебе не живется? Мужик в расцвете сил.
Отец устало посмотрел на Варю и молча покачал головой. Не согласен, мол.
– Вот! И я так хочу! Чтоб никто, кроме меня, мужу не нужен был. Чтоб ни за какие деньги, ни за какие дары…
– Отпусти ты меня, Варюшка. Я эту дрянь больше пить не хочу. Надоело. Тело-то молодеет, да вот голова прежняя. Я к маме твоей хочу.
– Но одной мне будет трудно! И страшно… Мне нужна твоя помощь!
Отец вздохнул.
– А может быть, в следующий раз попробовать не устраивать проверку? Везде, как говорится, соломки не подстелешь…
Вопрос отца повис в теплом летнем воздухе. Варя ничего не ответила, встала и направилась к дому. На подоконнике стояла банка с зеленоватым раствором, в котором мариновались два недавно отрезанных уха. Слова, которые она, любящая жена, шептала в них, Варя вернула: выковыряла заклинанием, как улиток из раковин. Когда уши пропитаются раствором, она аккуратно проколет их иглой и дополнит свое ожерелье.
«Ничего, – подумала она, вспомнив мамино, которое было похоже на большую связку баранок. – Мамино было куда тяжелее».
Екатерина Ландер
История одного дома
– Добрый вечер! Демона вызывали? – Что, простите?.. – На зеркале помадой писали? Свечку зажигали? – Да, но мы не думали, что это сработает… – Ясно. С вас штраф за ложный вызов. Вот тут распишитесь…
Предупреждение!..
Настоящим настоятельно не рекомендуется смотреться в зеркало в темноте или спать напротив одного или нескольких зеркал.
Также не следует:
– оставлять перед зеркалами вещи личного пользования или особо ценные предметы, не подлежащие замене;
– поворачиваться к зеркалам спиной на срок, превышающий три секунды.
Также, проходя мимо своего отражения, стоит внимательно следить за его движениями и ни в коем случае не следует пытаться ловить взгляд потустороннего двойника.
Помимо перечисленного, запрещается рисовать на зеркале, корчить ему рожи и стоять напротив с закрытыми глазами. Другие отражающие поверхности по возможности не оставляйте зеркальной стороной вверх, в небо, в потолок или рядом с другой отражающей поверхностью, дабы не привести к открытию потусторонней реальности (см. статью «Астральный план или Астрал»).
Все прочие действия по отношению к зеркалам считать законными и вполне приемлемыми…
«Ночные бдения Х.О.»
Просьба не воспринимать всерьез.
Без подписи
Глава 1
«Хема?..» – звук раздался так неожиданно и так оглушительно громко, что я чуть не ушла с головой под воду, потом подскочила на месте, снова застыла и напряженно вслушалась, попытавшись сообразить, откуда донесся голос.
Полупрозрачная вода – мутновато-желтая в глубине и колышущаяся, пенящаяся на поверхности там, где я усердно дрыгала пальцами, – встревоженно забилась о края ванны, кое-где покрытой паутинкой трещин на эмали.
В голове встревоженной рыбешкой забилась мысль: «Надо ответить».
– Хема!
Некоторые предметы моего детства иногда выползали погулять на волю из своих шкафов и задвинутых ящиков. На этот раз заговорил один из семи пластиковых стаканчиков, выстроенных по росту вдоль бортика ванны. Каким только образом, спрашивается?..
– Сегодня собрание. Ты будешь? – звук откатился в высоту, под желтоватый потолок с развешенным на просушке бельем, и завис там, по-видимому, ожидая моего ответа. – Ау-у? Спишь, что ли?
Прохладно-дребезжащий голосок, похожий на помехи в эфире или шелест сухого песка, изо всех сил источал порывы отеческого переживания.
Можно подумать, недостача чьей-то личности на этих треклятых собраниях сулит всем огромную неудачу и проклятие как минимум на целую сотню лет.
Я снова расслабленно вытянулась.
Сквозь приоткрытую дверь ванной просматривалась часть коридора: преимущественно полка на стене и подвешенные к ней ветряные колокольчики. Остальное тонуло в уютном домашнем сумраке.
Там, в этом сумраке, все было по-прежнему. Приглушенно, безлюдно, тихо, но… по-прежнему. А здесь – этот голос.
– Да. Допустим, – негромко произнесла я куда-то в пустоту в надежде, что меня всё еще слышат.
– Точно?
Хлопья нависающего с потолка белесого тумана и пара щекотали голые плечи и мгновенно отлетали назад, стоило только оглянуться. Разогнать пора бы. А то лезет из подъезда какая-то муть без толку. Совсем уже страх потеряли, ехидны!
– Да буду, буду! – вскипела я.
– Хорошо, – ответил все тот же бесстрастный голос и, как мне показалось, отключился, оставив наконец душу предмета в покое.
Продолжая сидеть, я молча смотрела, как под потолком ящерица ловит сонную муху, лишая скромного ужина выползшего из вентиляции паука-сенокосца. Умиротворяющее зрелище…
Но на этот раз душевного покоя как не бывало.
Я вылезла из ванны и, на ходу одеваясь, вышла из пятна света в пустой коридор, пытаясь нащупать на стене кнопку выключателя.
Понурое чучело огромной лосячьей головы проводило меня тусклым, каким-то отчаянным и тоскливым влажным взглядом и, показалось, печально вздохнуло. Недолго думая, я качнулась на месте – и с легким дуновением чего-то похожего на ветер шагнула сквозь двойные квартирные двери наружу.
На площадке перед квартирами было сумрачно, прохладно и пахло свежей краской и залежалой пылью. Здесь, в отличие от моей квартиры, вытянутые лампочки дневного освещения с сумраком не справлялись и постоянно делались ядовито-желтыми, матовыми и залепленными по бокам какой-то