Маленький тараканчик в желтой рубашке блоху танцевать заводил…
Странный писклявый мотив доносился откуда-то из-за стены туалета. Вместе с ним слышались задорное притоптывание, улюлюканье и увлеченный стук. Потом настала тишина, и через короткое время все тот же голос протянул жалостливо и как-то безнадежно устало:
– Помоги-ите мне-е…
Убедившись, что звук доносится из соседнего помещения, я кинулась туда, но не обнаружила ничего, кроме знакомых клетчатых обоев, коврика и старого фарфорового друга.
Крышка радовала глаз изображением желтых тюльпанов. В углу сиротливо жался потрепанный ершик. Вооружившись на всякий случай им, я снова внимательно прислушалась.
– Я внутр-ри, – позвал голос из-за дверцы, ведущей к водопроводным коммуникациям. Где именно внутри, я поняла, когда после недолгих поисков обнаружила между переплетением кранов и труб странного вида бутылку с горлышком-воронкой, вплотную приставленную к стене.
Как она попала туда, история умалчивала, но наверняка просочилась, как то бывало с другими предметами, с человеческой стороны.
Я прищурилась одним глазом и заглянула внутрь ловушки. На дне копошился, задевая тесные стенки усами, мой давний знакомый – огромный рыжий таракан по имени Алоизий.
Всю свою жизнь он прожил в стояке, редко вылезая куда-нибудь за пределы ванной и туалетной комнаты, и с лексиконом у него было туго. Зато Алоизий умел читать, обладал феноменальной памятью и спокойно цитировал наизусть пятитомник анекдотов, который прочел когда-то на человеческой стороне. Я уважала его за эти выдающиеся для тараканов навыки, а еще за то, что, хотя он и был моим непосредственным соседом, личного пространства никогда не нарушал.
Видела я его от силы пару раз в неделю, и то по вечерам. Все остальное время он где-то пропадал. Наверное, гостил в других квартирах или у своих одичалых тараканьих родственников в мусоропроводе.
– Алоизий! – позвала я, осторожно наклонив банку над крышкой сливного бачка.
Таракан неумело переминался на непривычно скользкой поверхности, неловко цепляясь за края бутылки кончиками длинных изогнутых усов. Потом он примерился и так же неловко спрыгнул, потоптался, перебирая лапками, огляделся и внезапно заговорил:
– Недоглядел. Попался… Какая-то шту-уковина в пр-ривычном месте… – голосок его был похож на скрип несмазанной дверцы. Алоизий картавил, зажевывая слова, и яростно шевелил усами, точно хотел отхлестать ими невидимого противника. – Я в нее р-раз-з!.. И попал – выбраться не смог. Без тебя бы не спр-равился-я… Спасибо, Хе…
– Хамелиона, – терпеливо поправила я. Он, как и все, привычно называл меня Хемой. Мне это не нравилось.
– Спасибо, Хамелио-она Обскур-рия… Хочешь, я тебе стишок пр-рочитаю?
– Не стоит, – осадила его я и, чтобы тот не сильно расстраивался, спросила, не питая, правда, особого интереса: – Ничего необычного больше не находил?
Мне показалось, что Алоизий на минуту задумался. Хотя я не была уверена в своих ощущениях – все же как определишь эмоции по таракану? – но слишком по-человечески он подпер передней лапкой голову. Наверное, окружение сказывалось не только на его речи.
– В-видел, – выдал мне он после недолгого молчания. – Тебе бы могло понр-равиться. Сейчас поищу. Это должно быть недале-еко… Подсади?
Я молча протянула ладонь и перенесла его обратно к стояку, после чего таракан скрылся и долго искал чего-то там, между труб, оставив меня ждать.
Вскоре он вернулся.
– Там, в это-ом… – растянуто произнес он, отчаянно пытаясь вспомнить слово. – Посмотр-ри еще. Вни-изу. Спр-рава… Я не смо-огу достать…
Я снова нехотя сунулась за дверцу. Возле голубоватой коробки счетчика, отматывающей круги, действительно что-то смутно блестело, зацепившись за трубу, и покачивалось. Так что стоило только чуть-чуть подтянуться и чем-нибудь его зацепить, и предмет оказался бы у меня в руках.
Еще пять минут спустя я уже вовсю разглядывала находку, отбросив в сторону кухонную вилку, к помощи которой прибегала, пока пыталась заполучить добычу.
На раскрытой ладони лежал тонкий золотистый ободок кольца с привлекательным темным камешком в изящной оправе. Внутри камня перетекал и клубился фиолетово-белый туман, менявший форму в зависимости от того, какой стороной к свету его повернуть, а к самому кольцу была привязана за веревочку маленькая открытка с непонятной надписью внутри. Благодаря ей кольцо и зацепилось за трубу.
– Красиво, – я примерила кольцо на безымянный палец, покрутила так и эдак, проверив ощущения. В крайнем случае, если украшение разонравится, можно прокрутить в камне дырку и сделать из него отличную пуговицу. – Подожди, я быстро!
Хорошие поступки должны вознаграждаться!..
В кухне я торопливо собрала со дна хлебницы оставшиеся крошки и быстро вернулась назад, но Алоизия уже не застала. Только где-то наверху, гораздо выше, чем я слышала раньше из ванной, снова галдели, шумели и пересказывали друг другу какие-то истории. Пусть развлекаются…
Мне тоже это сейчас не помешает… Найденное кольцо, проникшее сюда с человеческой стороны, всколыхнуло в голове давнее воспоминание. И я знала, куда сейчас лучше отправиться, чтобы обдумать всё наедине и дождаться ночи. А следовательно, и начала моего дежурства.
Прицокнув языком, я растворилась в воздухе и в таком же состоянии привычно просочилась сквозь входную дверь. Оглянувшись, я не застала вокруг себя никого, легко и весело взбежала вверх по ступенькам и, оказавшись на последнем этаже, толкнула крышку чердачного люка…
Никакого ветра в лицо не было, и волосы, лежавшие волнами на плечах, остались неподвижны, когда я выбралась на ощетинившуюся в небо рогами-антеннами покатую металлическую крышу.
Нагретые листы пружинили и отталкивались под ногами, потому что фактически тоже были частью Астрала, и я не без удовольствия прошлась по ним, прежде чем усесться на любимое место. Внизу, там, где в метре от меня обрывалась краем крыша, раскинулось зеленое море темной листвы.
Говорят, в Лесу, в центре вытоптанной поляны, есть сруб в два или три этажа, где непонятно сколько комнат и дверей, а каждое окно выходит в новое измерение. Этот дом кажется необитаемым, но поговаривают, что на полу частенько находят крошки, а в углах кто-то постоянно сдирает веником паутину.
Сквозь лес, придерживаясь его окраины, протекает река с мутно-розовой водой, похожей на разбавленное молоко, с чьей-то легкой руки названная Летой, или Рекой забвения. Верят, что если плыть по ней на спине очень долго, то приплывешь в безвременье, откуда не найти обратного пути.
Но прежде чем попасть туда, окажешься рядом с заброшенным аквапарком, из которого можно попасть в чудесный город, где давным-давно уже не осталось коренных жителей.
Мы же живем на обратной стороне Дома. В месте, не посещаемом больше никем, кроме кошек, случайно забредших лунатиков и чьих-то оброненных любимых вещей.
Мы – наблюдатели из потустороннего спектра. Нам приписывают многие шалости, среди которых и те, которых мы не