А видеться они не хотят…
Да и мы особо не настаиваем.
Глава 4
Стемнело быстро, только-только я успела моргнуть. Просто поменялся фильтр небесного окуляра, сделав все пространство синим, местами выцветшим, словно покрытым рябью или тонкой сеткой морщин. Низко висевшее небо прогнулось и откатилось куда-то в высоту.
В воздухе сладко пахло листвой и недалеким болотом, а Лес тоже вытянулся вверх и теперь придвинулся вплотную, словно норовил заключить в свои объятия. Темный и беспросветный.
Я прислушалась и вдруг вспомнила, как одна из жительниц Дома рассказывала, будто видела в чаще прорезающие ее светом огни. Большой многотонный состав, грохоча колесами и вспарывая ночь сигнальными фонарями, пронесся мимо и через минуту исчез как ни в чем не бывало. Незашторенные окна вагонов горели, как оранжевые квадратные глаза, словно ночное видение целиком было объято пламенем.
Никто в эту историю не верил.
Я потянулась, еще раз глянула за край крыши и, добравшись до люка, спустилась с чердака.
На этот раз двенадцатый этаж, как я и предполагала, оказался последним. Оранжевый свет ламп стелился по изъеденным следами, потертостями и трещинами плиткам, зеленоватые стены, тоже залитые светом, жирно блестели застывшими потеками краски, похожими на наплывы свечного огара. В воздухе слышалось тихое равномерное потрескивание.
На двенадцатом этаже была всего одна дверь: деревянная, серая, обрамленная в резной портал и с внушительной бронзовой ручкой в центре, словно это была дверца откидного шкафа. Она принадлежала местной карточной гадалке, прорицательнице-ведунье с покладистым светлым характером, но ведущей очень скрытный образ жизни.
Даже по вполне гибким представлениям о Доме я не могла догадаться, чего следует ожидать от двери, вырубленной во внешней стене здания.
Из квартиры не доносилось ни единого шороха – видно, колдунья уже успела принять всю толпившуюся по этажам ораву и отошла на покой. Потоптавшись еще перед входными ковриками, я почувствовала себя неловко, а затем и глупо – и провалилась сквозь пол, попутно смеясь над промелькнувшей в голове метафорой.
Дом дышал энергией и жизнью.
Где-то цикало, постукивало, гудело, как из охотничьих горнов, шаркало тяжелыми шагами. Кто-то пел и копошился за закрытыми дверями. Впрочем, с самими дверями здесь тоже сложилась весьма интересная ситуация.
Почти на каждой из них в полутьме слабо поблескивали краской надписи, содержащие информацию о владельцах квартир. Это могли быть характеристики как негативные, так и вполне позитивные, жизненные кредо, сплетни, записки, содержащие информацию о возможном времени прихода, ухода и часах приема, и просто странные фразы, которые не всегда удавалось разобрать. А если и получалось различить что-то в наползающих друг на друга строках, то понять их значение порой выходило с трудом.
Так, мне доводилось видеть туманное выражение «Всяк комар знай свой шесток», сдобренное поучительным многоточием, чей-то противоречивый отзыв «Ленка – дура, но умна, как ведьма» и рассеянное рассуждение о том, в чем заключается смысл жизни, когда эта самая жизнь уже того, кончилась…
Кто-то из особо любопытных попытался провести расследование, чтобы установить возможных виновников вандализма, но никаких результатов оно не дало, а надписи продолжили появляться будто сами собой.
Хотя на своей двери я ничего подобного не замечала…
Я спустилась еще ниже.
Седьмой этаж был прибежищем ведьм и колдунов и всегда казался мне интересным и немного забавным местом: никогда не знаешь точно, какая мелочь у них является предметом быта, а какая – ритуальным инструментом или оберегом от сглаза.
Вот и сейчас одна из ведьм сидела на корточках возле ряда глиняных горшков у стены и что-то перебирала там, иногда откладывая в сторону найденные корешки, ветки и пучки сушеных трав.
С лестницы я видела только подол ее юбки и змеящиеся по спине густые и тугие, как канаты, волосы.
За ней, на стене, мерцало и слегка подрагивало рябью то, что я сначала по ошибке приняла за большую картину: вытоптанная поляна возле леса со стоящими всюду высокими шалашами из веток и сухой травы.
В густых сумерках небо выглядело совсем темным, лишь на самом горизонте было видно, как чайно-желто догорала огнями тонкая полоска заката.
Опять костры будут жечь, танцевать всю ночь, играя в салки с вороватыми бесенятами, сводить удои у коров и пугать округу нечеловеческими воплями и хохотом.
Майская ночь костров.
На краю поляны виднелась то ли землянка, то ли кривая избушка, но видение то и дело пропадало, потому что серебристая гладь портала дергалась и трепетала, как живая. В воздухе отчетливо пахло сеном.
Молодая ведьма вдруг встрепенулась, как-то по-птичьи поведя плечами, и резко перекувырнулась назад, через лежащую возле ее ног смотанную веревку. Сорока, в которую она обратилась, сделала круг по этажу, а затем свободно впорхнула в ночную картину и скрылась из виду.
Снова стало пусто.
Я спустилась дальше и чуть не вляпалась в лужу, растекшуюся возле последней ступеньки. Плоское озеро тянулось вдоль стены, образуя у лестницы широкую запруду, а исток брало где-то за поворотом коридора.
Шестой этаж был царством воды и растворенных в ней серых теней. Наполовину облицованные кафельной плиткой стены, покрытые мутным налетом, отражали водянисто-голубую рябь, свет лился откуда-то с потолка, окутанного переплетением труб, и везде, куда падал взгляд, виднелись какие-то краны, переключатели, лейки и вентили.
Двери явно были из разряда тех, что распахиваются в обе стороны, с мутным круглым окошечком сверху, из-за которого душно тянуло гнилью, сыростью и морскими водорослями.
Рядом на стене, на крючках в виде русалочьих голов, висели махровые банные халаты, шапочки и березовые веники. Сверху над вешалкой композицию венчала незамысловатая народная мудрость: «Баня хворь гонит».
Вообще, весь шестой этаж напоминал мне одну большую общественную парилку…
Я тихонько прошлась до угла и осторожно выглянула из-за поворота.
В коридоре никого не было.
Под батареей, у окна, где еще оставалось сухо, блестела клочьями крупная рыбья чешуя. Возле нее, сиротливо прижавшись в угол, лежал забытый кусочек мыла. Сверху на него мерно капало из протекающей трубы, и звук гулкими ударами разносился по всему коридору.
Я огляделась в поисках крана, которым можно бы было перекрыть воду, чтобы лужа медленно не разрослась в полноценное море и не затопила предыдущие этажи.
Вентиль, который показался мне правильным, был размером с небольшой штурвал и при проверке сидел крепко, словно влитой. Взявшись за ручки, я попробовала провернуть его, но тот лишь скрипнул и едва сдвинулся с места.
Стиснув зубы, я пробовала еще и еще, налегая на