Сверху кто-то несдержанно захихикал в кулак.
Я вскинула голову, чтобы понять, откуда идет звук. Верхом на вентиле сидело маленькое странное существо. Растопыривая задние лапки и передними изо всех сил пытаясь держаться за прилегающие трубы, оно упиралось и не давало мне провернуть кран до конца. При этом существо очень весело хихикало и похрюкивало.
Детеныш был размером с обыкновенную мартышку, такой же худой и одетый в подпоясанные шортики и заляпанную майку. Рыжая пакля волос топорщилась по сторонам, острое лицо было сплошь усеяно веснушками, среди которых бледно выделялись похожие на рыбок круглые глаза.
Поняв, что его обнаружили, маленький банник посмотрел на меня, тихонько произнес: «Хи-хи…» – и, приложив палец к синим, шлепающим, как у рыбы, губам, снова растворился в воздухе.
Секунду ничего не происходило, а потом меня вдруг резко окатило водой и, перебив мой гневный возглас, шустро зашлепало по воде куда-то в направлении лестницы. До меня донеслись радостное хихиканье, улюлюканье и повизгивание.
– Стой, хулиган! – завопила я, попытавшись убрать с лица мокрые пряди волос, и бросилась следом, но шустрый детеныш уже ускакал вперед на два пролета. На ступеньках оставались темные от воды следы маленьких лапок, брызги разлетались во все стороны.
Я догнала его лишь между третьим и вторым этажом. Снова став видимым, нахальный малец сидел на откидной крышке мусоропровода и рассеянно ковырял длинным пальцем в остром носу. Увидев меня на середине лестницы, он было дернулся снова бежать, но потом откинул крышку люка, показал мне фигу и, радостный, спрыгнул в трубу.
Подождав, пока схлынет удивление, я в некотором ступоре приблизилась к мусоропроводу. Внутри клубилась густая смолистая темнота, из глубины которой на меня не мигая смотрели несколько пар бисерных желтых глаз. По-видимому, это были родные братья Алоизия – одичалые, необразованные, наевшиеся всяких отходов, из-за которых сделались раз в пять больше, чем было положено.
Я осторожно вернула крышку на место и спустилась на безопасное расстояние.
Площадка в углу первого этажа была темнее, чем все остальные. И не потому, что сквозь лестничное окошко, залепленное изнутри несмываемым слоем пыли, проникал только слабый синий свет, а лампочки давным-давно были выкручены. По стенам, начиная от подвального закутка, тянулись серыми и коричневыми пучками густые ветки водорослей.
У противоположной стены, где располагалась массивная железная дверь, свисающие с потолка лианы были подвязаны красными в горох лентами наподобие занавесок.
На двери висела строгая жестяная табличка с гравировкой «Вход, въезд, влет, вполз, втёк, прохождение сквозь стену, телепортация и другие виды перемещения в кабинет в обеденные дни строго запрещены. График работы – с понедельника по четверг каждое полнолуние, а также в Рождественские ночи, на Светлой неделе, в Юрьев день и на Иванову ночь».
И подпись – АДминистрация.
Это был кабинет главзамуправдома – сварливой и строгой Гарпии Давыдовны Тартар.
Латунные заклепки на двери блестели, плесень, заползавшая на нее, регулярно убиралась вызывавшимися добровольцами или оббивалась некоторыми настойчивыми посетителями, но сам вид ее – блестящий, глянцевый и вполне безобидный – ставил под сомнение рассказы о том, какие твари за ней водились.
Поговаривали, что за железной дверью и заставленными шкафами стенами главуправы начинались уже самые настоящие дебри из переплетенных коридоров, ведущих куда-то далеко за пределы Дома. А еще здесь была другая дверь в еще один подвал, где, по слухам, водились пауки – прямоходящие и почти позвоночные, размером с небольшую кошку. И росли странные виды плесени и мха, светящиеся в темноте лиловым и голубым.
Так что водорослям – пусть и свисающим с потолка – никто особо не удивлялся…
Я огляделась.
Знакомые мокрые следы тянулись от мусоропровода к закутку под лестницей и уходили в темноту подвала. Из-за приоткрытой двери слышались попеременно дружеские гогочущие басы, воодушевленные подвывания и звуки плещущейся за края воды.
Поперек коридора тянулся, иногда конвульсивно подергиваясь, размотанный пожарный рукав, снятый со стены и подключенный к системе домового водоснабжения. Конец его терялся все за той же подвальной дверью.
– Две ведьмы сидели на трубах в подвале… – тихонечко пропела я.
«Соображали» явно на троих, а то и на десятерых. Среди голосов и грохота воды в темноте временами слышался другой, посторонний шум, похожий на громогласный рев.
В слабом голубоватом освещении иногда показывался большой толстый чешуйчатый хвост, который заканчивался острым гребнем и скользил в толще мутноватой воды.
Когда он проскальзывал слишком близко от распахнутой двери, вода вокруг пенилась и захлестывала гребнем кособокий порог.
Среди жителей этажа ходили легенды, что Геракл вовсе не убил пресловутую Лернейскую гидру, а попросту договорился с ней о мире. И жуткое чудовище благополучно доживало свой век, плодя бесчисленное потомство в виде самых разных тварей, одну из которых – выродившуюся и хилую под жарким африканским солнцем – кто-то и притащил в наш Дом в качестве не то музейного экспоната, не то заморского сувенира.
– Ну-ка! Поддай еще! – раздался басовитый оклик водяного, и следом за ним послышался металлический лязг, скрип отвинчивающихся кранов и шум рвущейся из трубы воды. Запахло кипятком и лавровыми листьями.
Я медленно обогнула дверь и спустилась по крошащимся от сырости ступенькам, чуть не наступив на чьи-то заплесневелые меховые тапочки, забытые у порога. Внутри, в синеватом полумраке, стукались боками плавающие на поверхности опорожненные стеклянные бутылки.
«Опять сегодня вода будет пахнуть спиртом», – подумала я, и, поднявшись наверх, слегка прикрутила кран домового водопровода, чтобы льющаяся через край ступенек вода не затопила первый этаж и в особенности кабинет Гарпии Давыдовны.
В подвале моих махинаций, кажется, не заметили, поскольку продолжали вовсю веселиться, попеременно охая, гаркая и требуя «подлить горяченького». Но пока все было в пределах допустимого. Вздохнув, я с облегчением отправилась на проходную.
Глава 5
На проходной было тише, но ненамного, хотя от царившего здесь уныния аж сводило зубы. За тяжелым лакированным столом, придвинутым к верхней ступеньке лестницы, сидел, подперев обросшую морду, скучающий дежурный.
Рядом с ним на столе, возле лампы, стояла пластиковая новогодняя елка, покрытая толстым слоем пыли и украшенная гирляндой. Что у дерева, что у дежурного вид был такой, словно они пылились здесь как минимум лет десять, а то и больше. В воздухе резко пахло хвоей и кошачьей мятой.
– Боюсь разочаровать, но если это к празднику, то ты немного опоздал, – хихикнула я. Оборотень нехотя поднял голову, оторвавшись от созерцания полупустого стаканчика с остывшим кофе.
Честно говоря, выглядел он не как в былые, удалые времена: узкая звероподобная морда его поседела и