Страж настороженно зыркал по сторонам, Кот сидел на плече у Жаккена и обеспокоенно моргал. Оба фонаря явно чувствовали неладное, но сам фонарщик пока не заметил даже намека на то, что в город проникли пришлые. Он хорошо освещен, если что-то где-то и стряслось, то…
Ворона вдруг часто замахала крыльями, зависнув в воздухе, и каркнула. Она смотрела сверху за столб одного из фонарей, а Жаккену из-за него не было видно, что же так взволновало птицу. Страж прокрался вперед, растерянно отступил на пару шагов и моргнул.
Пресвятые боги!
Жаккен отцепил Кота, вытащил нож и обогнул столб.
Там, запрокинув голову, стояла молодая девка в красном платье.
– Мать твою, ты что тут делаешь?! Ослепла или оглохла?! – выругался Жаккен и тут же осекся. Взгляд у девчонки был пустой: зрачки сильно расширились, а из уголка рта капала слюна.
«Одержимая? Не похоже, она бы уже бросилась на меня. Сумасшедшая?» Жаккен пожевал губу. Ему как раз нужна была душа для нового фонаря. Перерезать девке глотку, выпотрошить, снять дурацкое платье…
Ворона с возмущением хлестнула фонарщика крылом по лицу.
– Постойте-ка, а ведь правда, тогда ворона-то что тут делает? – спросил сам себя Жаккен и ужаснулся своим мыслям. Стряхнув наваждение, он посмотрел на странную девку еще раз и только сейчас понял, что не заметил самую кричащую деталь: красное в Огнеклёне не носили, считая цвет священным.
Платье девушки от шеи до подола было в крови, а глаза не двигались не из-за болезни или одержимости. Просто девушка была мертва.
Как она еще стоит?!
– Почему не доложили?! Эй, я к вам обращаюсь! – крикнул Жаккен, но уличные фонари не шелохнулись. Страж наконец очухался и стал ходить вокруг фонарщика, как сторожевая собака. Кот забрался на столб, потормошил собрата, а тот внезапно накренился и рухнул на дорогу, разбившись вдребезги. Кот заметался, прыгнул на соседний столб, затем еще на один, на третий… Фонарик пытался пробудить друзей, но тщетно – все фонари по обе стороны словно застыли от страха и не реагировали. Кот подбежал к Жаккену и, задрожав, уткнулся ему в ногу. Дальше по улице оставшиеся фонари паниковали, то и дело окуная всё вокруг себя во тьму.
– Молчать! Успокоились! Ваша работа – освещать город! Вот ее и выполняйте! Я разберусь! – рявкнул Жаккен. Облизнув губы, он осторожно подошел к мертвой девушке и тронул ее за плечо.
Мгновение она еще стояла, а затем с противным хлюпаньем сползла на камни, оставив за собой непонятный склизкий след, будто неведомая тварь сначала лизнула железный столб, а после приклеила к нему убитую.
Жаккен осмотрел жертву. Платье задралось до пупа, обнажив исполосованный живот и следы от укусов. Между ног у несчастной всё было разорвано, но, присмотревшись, Жаккен понял, что это уже не пришлый постарался. От омерзения рот наполнился горечью.
«Тонкие клыки, но крепкие и очень острые. Питается не плотью, а скорее болью и страхом. Не очень крупный, не сбрасывает покров невидимости даже после охоты, иначе бы Глашатай его заметил… Впрочем, он мог напасть и до заката, раз не испугался света фонарей. Панцирь? Или влез в кого-то? Слизь еще эта непонятная, будто смола… Постойте-ка!»
Жаккен подошел к столбу и соскреб черную вязкую субстанцию. Под ней обнаружилась трещина в металле.
– Кто-то напал на девушку, скорее всего в переулке. Он что-то сделал с ней и с фонарями, чтобы они замолчали: испугал или парализовал. Потом он искусал и убил девчонку, возможно, попробовал забраться на столб, но только повредил его, оцарапал фонаря, бросил труп и ушел. Эта слизь – смола, в которой я вас делаю, только оскверненная, – пояснил Жаккен Стражу и Коту. – Потом девчонку нашел какой-то урод и… в общем…
Фонарщик вздохнул и посмотрел на ворону.
Птица сидела рядом с телом, понурив голову. С клюва капали серебряные слезы. Жаккен зажмурился, постаравшись успокоить дыхание, и взглянул на девушку иначе. Прежде чем отправиться на поиски убийцы и насильника, надо было кое-что сделать.
«Где же у тебя душа?»
У женщин, как правило, души были двойными и находились в глазах, но не у этой. Жаккен порадовался, что глазодер ему не понадобится, как, впрочем, и пила по кости – в черепе души тоже не было. И в гортани было пусто, и в животе. Значит, дил – место в сердце, которое так сразу и не увидишь.
Жаккен рассек кожу и ткани, надавил, заставив кровь вытечь, окунул пальцы в еще теплое нутро и тут же отдернул руку.
– Горячая, очень, – проворчал Жаккен, взял клещи, поднатужился, перехватил двумя руками и вытащил яркий голубой шарик размером с кулак. – И тяжелая. Слишком тяжелая.
Но это было и не удивительно.
Скверная смерть делала души неподъемными для ворон. Жаккен раскурил трубку с особым сбором из почек и листьев священных деревьев, набрал полную грудь и выдохнул. Дым закрутился вокруг души и рассеялся. Она стала чуть полегче, и, чтобы очистить ее полностью, Жаккен выкурил две трубки. В голове загудело, с горла будто плоть содрали, но душа девочки успокоилась, запела тихонько, равномерно и сладко. Повезло ей, что ворона за ней прилетела, иначе так в трупе и истлела бы.
Птица тряхнула головой и выставила одну лапку.
– Сейчас, подожди, соберу уж как полагается, – со вздохом сказал Жаккен и вытащил из кармана крошечную голову неживого фонаря, поднял крышку и положил душу внутрь. – Здесь шторки, видишь, легко двигаются клювом. Попробуй. Да, вот так. И лапки не обожжешь, и лишнее внимание в вековечном лесу не привлечешь, а коли свет понадобится – шторку отодвинешь. Крышечку в конце пути вот так поднимешь. Ну, лети.
Жаккен отдал переносной фонарь вороне, та ловко подхватила его за ручку, примерилась к весу и легко взмыла в небо. Долетит до разрыва между мирами и отнесет душу к богам, если, конечно, преодолеет земли пришлых. Но там Жаккен уже ничем помочь не мог. Оставалось только надеяться, что на одну спасенную душу станет больше…
…и что удастся найти тварь, которая сотворила это с несчастной девочкой.
Жаккен обошел место убийства и довольно скоро обнаружил капли крови на мостовой.
– Ее? – спросил он Стража.
И ее, и нет. Мало.
– Мало, – согласился Жаккен. На месте, где стояла девушка, не было ни луж, ни подтеков. – Либо затер кто, либо выпил. Идем. Кот, а ты домой.
Фонарик возмущенно мигал, от страха переставляя слоги и слова.
Один нет ойду с