– Ладно, только держись рядом.
А что с братьями?
Жаккен с болью посмотрел на застывших, но еще дарящих свет фонарей.
– Утром заберем, Страж. Нельзя оставлять пол-улицы в темноте.
Нет, я спрашиваю, что с ними случилось?
– Я не знаю, – честно ответил Жаккен и пошел вслед за Стражем по кровавому следу в глубины города.
Свет, железо и прах. Лучше этих трех средств от пришлых мир не знал. «Свет – первое творение звездных богов, железо – последнее. Из праха они родились и прахом же стали», – говорилось в древней песне. Жаккен не любил поэзию, но благодаря ей люди не потеряли драгоценное знание: после смерти души нужно собирать оставшиеся частички и пылинки. У Жаккена ушла вся жизнь, чтобы накопить небольшой мешочек. Щепотки порошка хватало, чтобы изгнать из человека пришлого, горсти – чтобы отпугнуть всех тварей в округе. Рассказывали, один фонарщик спас свой город в Ночь кошмаров, развеяв полмешка драгоценной пыли, поэтому Жаккен не тратил прах на одержимых и всегда убивал их.
Вот и сейчас, когда он увидел хихикающего окровавленного мужчину, сгорбившегося у разбитого зеркала в переулке, не стал медлить.
– Взять его!
Страж сорвался с места – из-под лап даже искры вылетели. Одним прыжком фонарь сбил человека с ног, затем заломил ему руки за спиной и поставил перед фонарщиком на колени. Из-за разбитого зеркала в переулке было темно, а ближайший уличный фонарь равнодушно смотрел перед собой и не откликнулся, когда Жаккен его позвал.
Ее кровь на нем. Много.
– Что ты сделал с моими фонарями? – спросил Жаккен, рассмотрев мужчину. Штаны у того были приспущены, белье и кожу покрывали уже засохшие бурые потеки, а еще он до сих пор оставался возбужденным.
– Они смотрели, смотрели, глядели-смотрели… не смотри, когда страшно, глупые-глупые фонарики, ха-ха-ха! Темнота в темноте не найдет, ха-ха-ха! Фонарики-охранники, кусачие комарики, ха-ха-ха! А-ха-ха!
Жаккен приставил нож к виску насильника и вонзил лезвие туда, где сходились лицевые нервы.
– Боль! Да! Еще! Еще! Боль очищает, боль забирает разум! От боли не больно!
– Скажешь, что сделал с фонарями, – сделаю еще больнее, – предложил Жаккен, решив подыграть сумасшествию мерзавца.
– Я – ничего! Они сами, они первыми услышали! Вчера оно вылезло у них под ногами, нашло брешь между корнями! Оно прошло ядом и прошло рядом, даже не взглянуло, оно просто задело их краешком, самую малость тронуло, тронуло, тронуло, ха-ха-ха! Тронуло! А на меня оно взглянуло: я был на свету, и оно меня увидело! Я был так голоден! Я так голоден! Но зубами так тяжело рвать плоть! Я взял зубы из зеркала и начал есть, но мне было так холодно, что захотелось влезть, в нее влезть, влезть, влезть! Я голоден! Голоден!
Мужчина затрясся в хватке Стража. Послышался хруст – руки насильника неестественно выгнулись, глаза стали смотреть в разные стороны, а изо рта хлынули рвота и кровь.
Жаккен брезгливо шагнул в сторону и одним ударом перерезал ублюдку горло.
В этот же миг уличный фонарь погас.
Кот, стоявший все это время рядом, подпрыгнул и забрался Жаккену на спину. Страж отпихнул обмякшее тело и загорелся ярче, чтобы осветить как можно больше пространства. Жаккен присмотрелся и увидел вокруг головы потухшего фонаря знакомое облачко пыли.
– Проклятье, душа погибла, – прорычал Жаккен, едва поборов приступ ярости. – И прах собрать не успею!
Ему захотелось растерзать валяющееся у ног тело, расчленить и выбросить в сточные воды пришлым на радость. Но весь переулок теперь находился во тьме, так что действовать нужно было быстро. Жаккен осмотрел труп. Душа насильника находилась в животе: маленькая, коричневая, очень тусклая, но до утра и такая могла сгодиться для освещения. Уличный же фонарь теперь был мертв.
«Как это ни печально, но такой конец у всех. Души не могут светить вечно».
Жаккен вытащил душу из трупа, подковырнув ее ножом, зажал чуть теплый комочек в зубах, обхватил столб и полез наверх.
«На ходулях, конечно, удобнее! Повезло еще, что за душой не прилетела ворона».
Когда фонарщик поднял крышку фонаря и засунул душу внутрь, он сообразил, что после такого греховного поступка она должна быть тяжелой и склизкой, а не такой девственно легкой, будто кто слизнул с нее всю скверну.
Стекло фонаря пошло зубастыми трещинами, по железному корпусу от души расползлось красное сияние, а в следующий миг фонарь широко раскрыл пасть и сомкнул стеклянные зубы у Жаккена на плече.
Фонарщик завопил и рухнул со столба. Страж прыгнул на собрата и попытался разжать тому пасть, но внезапно одичавший фонарь неестественно провернул голову, прямо как сова, и вцепился уже в Стража.
Послышались лязг, звон, грохот, скрежет металла. Жаккен с трудом перевернулся на живот. Кот подбежал к хозяину и наспех перетянул рану на плече веревкой из сумки. Кровь перестала хлестать толчками, а к фонарщику вернулась четкость зрения. Он успел увидеть, как Стража разорвали пополам. В переулке стало еще темнее. Жаккен схватил щипцы и, когда дикий фонарь кинулся в атаку, успел зажать ими лапу, а другой рукой вонзил в основание туловища глазодер и вырвал главный шарнир. Дикий фонарь упал, больше не в силах двигаться.
Кот схватил Стража. Душа воина еще слабо мерцала, а значит, был шанс его спасти.
– В мастерскую, быстро! – прохрипел Жаккен, взял здоровой рукой свое оскверненное творение и побежал домой, прокляв тот день, когда отказался вырезать костяные наросты на стопах. От каждого шага боль мучила так, будто ноги терзали бродячие псы.
Фонари в мастерской уже ждали. Дворник открыл перед хозяином дверь, Гонец приготовился передавать сообщения, а остальные разгребли стол, вскипятили воды и разложили два набора инструментов: анатомский – для человека и инженерный – для раненого собрата.
Я оповестил градоправителя. Он придет на рассвете. Из гарнизона отправили охотников, но им добираться долго, – доложил Гонец.
Жаккен только кивнул. Кот разрезал рукав и принялся вытаскивать из-под кожи застрявшие осколки стекла. Чтец подал нить и иголку. Пока фонари зашивали рану, Жаккен и Дворник чинили Стража. Душа могла в любой момент взорваться. Фонарщик раскурил еще не остывшую трубку и несколько раз выдохнул, успокаивая маленького пациента, выкрутил тому переломанные ноги, вправил измятый корпус. Затем Жаккен заменил стекла – взял закаленные, новые. Он добавил смолы, присыпал места укусов железным порошком и прокалил.
«Проклятье! А все из-за девки! Говорил же не выходить на улицу после заката! Мерзавка! Юбки понапялили, чтобы мужиков с ума сводить, бесстыдницы! Мало ей досталось!»
– Воды дай! – велел Жаккен Коту и, выпив стакан, тут