— Тары-бары! — сказал он, становясь злее, и принялся размахивать руками, а затем схватился за весла, так что я не мог грести.
Этого я стерпеть не мог, так что я попытался его ударить. Но драться на кулаках, сидя в качающейся шлюпке, — дело нелегкое. Так что я промахнулся.
— Так! — сказал он, единственное понятное мне слово, и вытащил нож. Он указал на «Декларейшн» и помахал лезвием у меня под носом. Очевидно, он хотел вернуться на корабль.
Это был тупик. Я не собирался разворачивать шлюпку, но он не давал мне грести. Мы некоторое время сидели, сверля друг друга взглядами, а затем… Бум! Выстрелило одно из кормовых погонных орудий «Декларейшн». К счастью, они не зарядили картечью, иначе нам был бы конец, ибо то ли по счастливой случайности, то ли по меткому расчету, ядро плюхнулось в море в нескольких ярдах от нас.
СВИСТ! Шлеп-шлеп-шлеп! Браун съежился и уставился на бурлящую воду. Поскольку он сидел лицом ко мне, совсем близко, расставив колени, я воспользовался этой минутой его замешательства и со всей силы врезал ему по орехам. Он охнул от боли и сложился пополам, как перочинный нож. Я оттолкнул его назад с банки и оставил его, свернувшегося калачиком, на дне шлюпки. Я подумывал было пришибить его деревянным черпаком, но в этом не было нужды. После этого он не доставил мне ни малейших хлопот. Это лишь доказывает, что любой человек поддается доводам разума, если только найти правильный подход.
Так я вернулся к веслам и вскоре, оглянувшись через плечо, увидел фигуры, смотрящие на меня со шканцев и бака «Фиандры». Я возвращался домой.
19
Я твердо убежден, мэм, судя по тому, что проболталась девица Бут, что некая тяжкая вина, причина которой пока неизвестна, тяготеет над мистером Флетчером, и ее нужно лишь использовать в ваших интересах.
(Из письма от 20 сентября 1793 года от Сэмюэла Слайма леди Саре Койнвуд.)
*
Слайм стиснул зубы и застонал от усилия, пытаясь совладать с похотью. Он пытался и потерпел неудачу, ибо живая картина, разыгрывавшаяся перед ним, была выше сил смертного.
Две полуобнаженные девушки сплелись друг с другом, как спаривающиеся питоны, и мягкий красноватый свет лампы поблескивал на маслах, которые они втирали в плоть друг друга. Костюмы состояли из золотых, украшенных перьями шлемов в греческом стиле и сандалий на тонких кожаных ремешках, обвивавших ноги до самых округлых бедер. Это, да еще по пол-ярда прозрачного муслина на каждую, изображавшего хитон греческой принцессы. Пухлые груди скользили друг по другу, а тонкие пальцы с острыми ноготками впивались в упругие ягодицы. Одна «принцесса» была пышной и златовласой, другая — стройной и грациозной, с крошечными изящными чертами лица и огромными карими глазами.
Миссис Симпсон обещала нечто особенное, и честь ее дома была поддержана.
— Позы вы найдете в высшей степени изысканными и экзотическими, сэр! — сказала она. — А наши девочки, хоть и отобраны по молодости и свежести, тем не менее искусны во всех умениях. — Она хитро улыбнулась и добавила: — Если вкус джентльмена того потребует, мои девочки могут, к примеру, доставить удовольствие, в точности повторяющее ощущения от первого наслаждения с невинной девственницей.
Слайм яростно выругался про себя, когда живая картина набрала обороты. Стройная бросила пышную на спину, прижала ее запястья и оседлала ее на кушетке, вздымая и опуская бедра на извивающемся розовом теле.
Сэм Слайм был здесь, в Портсмуте (точнее, в Госпорте), по делу. А когда Слайм был по делу, он преследовал только интересы своего клиента. Никаких личных удовольствий, сколь бы привлекательными они ни были. Таково было его правило. И будучи существом целеустремленным, самодисциплинированным и безжалостно отточенным, он ни разу не нарушил это правило. Так было даже с обычными клиентами, но ради леди Сары Койнвуд, наполнявшей разум Слайма безнадежными желаниями, не могло быть и речи об отклонении от пути долга. Хотя у него не было никакой связи с леди Сарой, кроме профессиональной, для Слайма предаться утехам с другой женщиной было бы равносильно измене своим надеждам и мечтам.
Но, боже, как же это было трудно! Теперь они целовались, сплетясь в объятиях, прижавшись ртами, с закрытыми глазами, исследуя языками рты друг друга. Слайм с трудом отвел взгляд и оглядел обстановку. Комната была построена специально для таких представлений. Тяжелые шторы, не пропускавшие дневной свет, миниатюрная театральная сцена с декорациями и ряд из полудюжины маленьких оперных лож перед сценой, каждая тщательно отгороженная от других, чтобы джентльмены могли наблюдать за развлечением в уединении, не будучи замеченными из соседних лож. Заведение миссис Симпсон было лучшим в Портсмуте. Слайм видел и получше в Лондоне, но для провинции это было впечатляюще. И чрезвычайно дорого.
— Цена, сэр, — сказала старая сводня, — включает ужин, представление из пяти живых картин и выбор молодой леди в качестве компаньонки на вечер. — Она улыбнулась жесткой улыбкой с лица, на котором еще виднелись остатки былой красоты. — Меньше быть не может, сэр, не с учетом расходов на обеспечение постоянного притока свежих молодых девиц, а также на то, чтобы допускались только джентльмены.
Слайм безропотно заплатил. Его клиентка могла себе это позволить, и она будет довольна его быстрым прогрессом в поисках иголки в стоге сена.
Древний город-крепость Портсмут был первым военно-морским портом королевства, а с его огромными пушками и окружающими его валами — еще и самой мощной военной позицией. Поскольку Англия вела войну со своим старым врагом, Портсмут был битком набит матросами, морскими пехотинцами, морскими офицерами, доками, верфями и всей той кипучей коммерцией ремесел и профессий, которые требовались для поддержания огромных морских усилий главной базы Флота Канала, щита нации от вторжения. И не последней из профессий, которую моряки считали незаменимой, была та, что практиковала миссис Симпсон. Хотя, конечно, миссис Симпсон практиковала ее на самом высоком уровне.
Три дня в Портсмуте, благодаря систематическим терпеливым расспросам и характерному упорному труду, привели Слайма к миссис Симпсон в Госпорте, по дороге к госпиталю Хаслар. Это было большое, респектабельное на вид заведение за высокой оградой с привратником у ворот, чтобы не пускать всякий сброд. Миссис С. принимала новых джентльменов в своей гостиной и подавала чай, как светская дама в лондонском салоне. Слайм терпеливо прошел через всю эту процедуру, но он искал кое-что конкретное, о чем предпочел не упоминать мадам. И потому ему пришлось высидеть три живые картины,