«Не пропустишь ее, мой голубчик, — сказала ему его осведомительница, дородная потаскуха, которую он допрашивал у таверны «Корабль» на Портсмут-Пойнт. — Худая, как щепка, и личико, как у феи. Бог знает, как ей это удалось, миссис С. обычно берет только свежее мясо».
«Откуда ты знаешь, что это она?» — спросил Слайм. — «В Портсмуте тысяча девок».
«Ха! — фыркнула потаскуха. — Таких, как она, нет! Маленькая мадам, с ее замашками и манерами!» — Она улыбнулась и прижалась к Слайму. — «Зачем она тебе, мой милый? Всего шиллинг за кусочек настоящей женщины…»
Когда живая картина достигла своего задыхающегося апогея, обе девушки застонали, взвизгнули и умудрились потерять то немногое, что прикрывало их разгоряченные тела. Наконец они лежали, тяжело дыша, в искусно составленной куче, и оркестр, спрятанный где-то вне поля зрения, заиграл таинственную, восточную мелодию. Слайм вынужден был признать, что сделано все было хорошо, почти на лондонском уровне.
Когда занавес опустился над маленькой сценой, Слайм встал и вышел из своей ложи через узкую дверь сзади. Он нашел миссис С. и сделал свой выбор на вечер.
Пять минут спустя миссис Симпсон провела Слайма в роскошно обставленную спальню, отделанную в турецком стиле, с потолком-балдахином, богато увешанным шелками, и украшенную позолоченными рамами с картинами возлежащих обнаженных в полупрозрачных одеждах гаремных одалисок. На низком турецком столике, искусно инкрустированном перламутром, лежал фолиант с эротическими гравюрами, служивший в точности как меню в ресторане. Гравюры были прекрасно выполнены, и хотя и без подписи, стиль был поразительно похож на стиль Роулендсона, одного из ведущих карикатуристов эпохи.
На буфете ждал холодный ужин с полированными серебряными приборами, бокалами из граненого хрусталя и выбором изысканных вин, бутилированной минеральной воды и ледяного лимонада. На огромной, задрапированной шелком кровати, покрывала были откинуты с одного угла, открывая белоснежное белье.
Миссис С. с профессиональной гордостью ухмыльнулась этим тщательным приготовлениям, и Слайм тоже кивнул, ибо он любил, когда дело сделано хорошо, и был впечатлен чистотой всего этого. На самом деле, они оба на мгновение ощутили настоящее взаимопонимание, а затем она ушла, и Слайм остался ждать даму, ради которой он сюда пришел.
Миссис Симпсон предупредила, что девушка задержится, поскольку ей нужно будет принять ванну и привести себя в порядок после представления с ароматическими маслами. Поэтому Слайм взял стакан лимонада и отведал кусок превосходной говядины с каким-то рубленым смешанным салатом, который он не узнал, но который оказался восхитительным.
Когда она вошла в комнату, ее движения были так тихи, что Слайм не услышал ничего, кроме щелчка двери. Он обернулся в кресле с вилкой на полпути ко рту и замер. Она была вся в белом, в более изысканной версии своего сценического костюма, который облегал ее фигуру и ниспадал до самого пола. Одно плечо было обнажено, а на ее тонкой, круглой руке красовался тонкий золотой браслет. Ее темно-каштановые волосы были убраны наверх, что подчеркивало изящество ее шеи и эльфийскую красоту лица.
Собственные вкусы Слайма склонялись к более пышным формам, но она захватила его дух своей детской, уязвимой прелестью, огромными и великолепными карими глазами и длинными, густыми ресницами.
Слайм дал бы ей лет шестнадцать или семнадцать. Уж точно не намного больше, и вид у нее был настолько невинный, что он с трудом мог поверить в то, что только что видел ее проделывающей со своей компаньонкой.
— Добрый день, сэр, — сказала она и сделала низкий реверанс, словно перед королем. — Каково ваше желание, ибо я в вашем распоряжении. — Она опустила глаза, и на мгновение долг Слайма вступил в схватку с его влечением. Долг победил, как всегда у Слайма, но битва была чертовски тяжелее обычного.
— Прошу вас, садитесь, моя дорогая, — сказал он, и они сели друг напротив друга. Она сидела с прямой спиной, положив руки на колени, и смотрела на Слайма с легкой, уверенной улыбкой. Она была так стройна и элегантна, что заставила его почувствовать себя большой неуклюжей обезьяной.
— Мое желание — поговорить, — сказал Слайм. — Так как твое имя, дитя?
— Кэтрин, — ответила она.
— А! — сказал он. — Теперь послушай меня, Кэтрин, я не совсем обычный клиент. — Он отметил легкое пожатие плечами и неизменную улыбку, которая говорила: «Что бы вы ни придумали, дорогой сэр, мы это уже видели».
— Нет, — сказал он, — вы меня не так поняли. Я не это имею в виду. Дело в том, что я здесь по поручению и не от своего имени. Так что я хочу поговорить, и не более. Ты меня понимаешь, Кэтрин?
Она кивнула, и выражение ее лица не изменилось.
— Ну что ж, Кэтрин, — сказал Слайм и заставил себя изобразить дружелюбную улыбку. Но мышцы, отвечающие за это, атрофировались от бездействия, и все, что у него получилось, — это застывшая ухмылка черепа. — Я полагаю, ваше полное имя — Кэтрин Бут. Кейт Бут. Это так?
— А что, если так? — сказала она, и ее глаза сузились.
— А! — сказал он. — С этим разобрались. Итак, Кейт, я навожу справки об одном Джейкобе Флетчере…
Кейт нахмурилась, и пальцы ее правой руки забарабанили по бедру.
— Значит, — сказал Слайм, — вы его знали.
— А что, если и знала? — ответила она, и Слайм замолчал, раздумывая, как поступить дальше. Во время их беседы с глазу на глаз в его конторе на Олдгейт-Хай-стрит Слайм узнал от Солсбери, что Кейт Бут и Флетчер были любовниками. Когда замешаны такие страсти, ему придется действовать осторожно. Одно неверное слово, и девушка может замкнуться, а он уж точно не сможет применить те средства, которые развязали язык Солсбери. Во всяком случае, не здесь.
Слайм выбрал нейтральный, открытый вопрос. Тот, который, как он надеялся, не будет воспринят как угроза кому-либо.
— Как долго вы знали мистера Флетчера?
— А почему вы хотите знать? — спросила она.
— Потому что здесь замешаны влиятельные интересы.
— Чьи?
— Многих людей.
— Чьи конкретно?
— Возможно, ваши.
— Почему?
— Потому что я мог бы предложить вам много денег.
— Почему?
Слайм снова замолчал. Мисс Бут была не тем, кем казалась. Она была острее и умнее. Она была в полной готовности, смотрела ему прямо в глаза и не уступала ни дюйма. Все инстинкты Слайма говорили ему, что он нашел золотую