К счастью, мои воспоминания о посещении лазарета «Куин Шарлотт» весьма туманны. Там были тела, уложенные рядами, живые отдельно от мертвых; были сложенные, окровавленные паруса, наброшенные на бочки, чтобы служить столами для операций. Были ведра, губки, корпия и бинты. Были два хирурга с закатанными рукавами в длинных коричневых холщовых фартуках, два так же одетых помощника хирурга, капеллан, комиссар, две женщины, помогавшие им, и дюжина или около того раненых, ожидавших своей очереди.
Все это — в низкой, сумрачной деревянной пещере с высотой потолка в пять футов, где массивные поперечные бимсы, поддерживающие палубу над головой, так и норовили раскроить тебе череп, если не пригнешься вовремя.
И наконец, там были аккуратные наборы блестящих инструментов, разложенных и готовых к использованию, один вид которых мог заставить человека на месте обделаться.
Не очень-то приятно, мои веселые ребята, не так ли? Но вот вам мысль. Это была роскошь по сравнению со страданиями солдат. По крайней мере, о ранах наших матросов заботились. Их лечили незамедлительно, и внизу, на орлопдеке, они были в безопасности от вражеских ядер. А теперь сравните это с тем, что случалось с раненым солдатом. Он мог валяться на поле боя сутками, и никто бы за ним не пришел. А с носящейся туда-сюда кавалерией и конной артиллерией, даже если раны его не убивали, был велик шанс, что ему проломят грудь копытом или колесом, потому что они уж точно не останавливались посмотреть, по чему едут. Знаю, сам там бывал!
В тот раз, по милости Божьей, я не помню, что они там со мной делали, ибо я потерял сознание, едва меня перевернули и принялись за мой бок, куда вошел нож.
Так что я пропустил остаток боя и очнулся, туго забинтованный, как мумия, в своей койке в каюте шестого лейтенанта. Ко мне приставили служителя, а позже в тот же день сам Черный Дик, не кто иной, спустился меня навестить. Он сиял от удовольствия, довольный собой, всем миром и мною в придачу.
— Что ж, мистер Флетчер, — сказал он, усаживаясь в моей крошечной каюте, пока его вездесущие приспешники маячили рядом, — как поживаете, сэр? — и, не дожидаясь ответа, продолжил, распираемый удовлетворением: — Знаете ли вы, как мы разбили негодяев? Одиннадцать призов, сэр! И некоторые из них — лучшие корабли, когда-либо построенные рукой человека! Я лишь сожалею, что так мало моих капитанов сумели прорвать их линию, как это сделали мы! — Он тяжело покачал головой. — Ибо это позволило этому невыразимому трусу Вилларе-Жуайёзу улизнуть с большей частью своего флота. Они не смогли и не захотели встретиться с нами лицом к лицу, сэр! Вся стрельба прекратилась к четверти второго, потому что враг бежал.
Затем он улыбнулся и посмотрел на меня сверху вниз.
— Я наслышан о вас, мистер Флетчер, — сказал он. — Мне трудно поверить, что человек, который дерется как лев, ищет себя в коммерции. Если вы когда-нибудь пожелаете поступить на морскую службу, можете обратиться ко мне.
Вот это было предложение, за которое тысячи людей продали бы душу. Хау был настолько всемогущ на флоте, что его покровительство было верной и непревзойденной лестницей к успеху. Это было предложение, слишком хорошее, чтобы от него отказываться. По крайней мере, без глубочайшего размышления. И потому, несмотря на все мои противоположные склонности, я счел за лучшее оставить эту возможность открытой.
— Вы слишком добры, милорд, — осторожно произнес я. — Я глубоко признателен.
Он ухмыльнулся и кивнул.
— Приходите ко мне, когда поправитесь, — сказал он. — Хирурги говорят, через неделю-другую вы будете в полном порядке. Вы молодой человек, и удача на вашей стороне!
*
Вот так, дети, ваш дядюшка Джейкоб сражался за свою страну в битве СЛАВНОГО ПЕРВОГО ИЮНЯ. Полагаю, мне повезло. С британской стороны было около трехсот убитых и девятьсот раненых. С французской — около трех тысяч убитых или смертельно раненых, и еще около трех тысяч взято в плен.
Несмотря на победу, флот Черного Дика был в таком плачевном состоянии, а захваченные французские корабли — и того хуже (один из них, «Ванжёр», и вовсе затонул), что мы снялись с якоря лишь около пяти часов вечера 3 июня, когда взяли курс на северо-восток, в Англию.
Следующие десять дней, пока мои раны заживали и я понемногу вставал с постели, поврежденные корабли тащились со скоростью улитки, и лишь в одиннадцать часов утра 13 июня 1794 года Флот Канала бросил якорь в Спитхеде. Там нас встречала колоссальная толпа. Позже подсчитали, что около трехсот тысяч человек съехались в Портсмут, чтобы увидеть, как главный боевой флот Англии возвращается с победой.
Вы, кстати, заметите, что никто не обратил особого внимания на то, что лорд Хау провалил свою стратегическую задачу по перехвату Зернового конвоя, который наконец-то достиг Бреста 12 июня. А причина тому была проста. Без Зернового конвоя французы могли бы голодать, а могли бы и нет — кто знает? Может, они бы и без него как-нибудь перебились. Но если бы Англия хоть раз потеряла контроль над подходами к Каналу, лягушатники могли бы вторгнуться к нам, и нам бы без сомнения пришел конец. А Хау восстановил наш контроль над Каналом, не просто разбив, но и вчистую унизив главный боевой флот нашего извечного врага.
Так что Хау стал любимцем Англии, и королевская семья целым кланом съехалась в Портсмут, а 26 июня король провел королевский прием на борту «Куин Шарлотт» и вручил своему кузену усыпанную бриллиантами шпагу стоимостью в три тысячи фунтов, а также большую медаль на золотой цепи на шею.
Но я этого не видел. Я был в другом месте, потому что в Спитхеде со мной случилось нечто очень неприятное, и одна очень старая и очень глубокая рана вскрылась.
27
… Между 10 февраля и 16 февраля 1793 года означенный Джейкоб Флетчер нанес удар означенному боцману Диксону дубиной или иным подобным оружием и стал причиной того, что означенный боцман Диксон упал с носа корабля Его Величества «Булфрог» таким образом, что был потерян и утонул в море, при этом вышеупомянутый акт означенного Джейкоба