Тот самый лейтенант, который вежливо говорил со мной раньше, стоял рядом с лейтенантом Ллойдом.
— А! — сказал он, когда я подошел. — Вот ваш человек, мистер Ллойд, — и он посмотрел на меня, а затем на дюжину людей Ллойда, вооруженных как для абордажа. — Вы совершенно уверены, что приняли достаточные меры предосторожности? Дайте мне пять минут, и я смогу собрать вахту правого борта, чтобы усилить ваш отряд.
Те из команды «Куин Шарлотт», кто это слышал, рассмеялись, но Ллойд лишь усмехнулся, ничего не сказал и достал комплект ножных и ручных кандалов, соединенных цепью в несколько футов.
— Конечно! — сказал другой лейтенант. — Как мудро! Какое прекрасное зрелище — видеть, как эксперт берется за дело.
Но я был ошеломлен, увидев это железо.
— Сэр, — обратился я к дружелюбному лейтенанту, — его светлость твердо заверил меня, что о кандалах не может быть и речи. Я джентльмен и требую, чтобы со мной обращались соответственно. — Я потел и пытался унять дрожь в коленях, боясь того, что может произойти дальше. Если я не избавлюсь от этих кандалов, я пропал.
— Так и будет, сэр! — сказал он. — Мистер Ллойд, я ручаюсь за честь этого джентльмена.
— Мистер Флетчер, — обратился он ко мне, — дадите ли вы мне слово джентльмена не пытаться бежать?
— Даю, сэр, — ответил я.
— Хм! — сказал Ллойд. — Этот, э-э… джентльмен обвиняется в мятеже и убийстве.
— Возможно, — сказал другой, — но вы бы не заковали в цепи французского офицера, взяв его под стражу, и вы не станете обращаться с англичанином хуже, чем с ним!
— Верно! — пронеслось среди команды «Куин Шарлотт», и люди Ллойда начали переминаться с ноги на ногу и смущенно опускать глаза.
Разве не поразительно, на что способно воззвание к неразумному? Если вдуматься в то, что он говорил, это была чушь. Какая разница, англичанин я, француз или китайский прачка? Если спросите меня, Ллойд был прав, а все остальные — нет. За свою карьеру меня арестовывали десятки раз, и любой офицер, у которого была хоть малейшая возможность меня рассмотреть, никогда не приходил меньше чем с шестью людьми за спиной, а некоторые приводили и гораздо больше. Я воспринимаю это как своего рода комплимент.
Тем не менее, лейтенант, имени которого я так и не узнал, по всей вероятности, спас меня от виселицы, потому что цепи Ллойда вернулись в мешок и больше их не видели. А вскоре после этого появился Смизерс, должным образом подписав расписку в получении моего тела, и мы спустились за борт. Это сильно напомнило мне, как меня забирали с «Джона Старка» в Бостоне. И снова я был под арестом. Но на этот раз криков «ура» не было.
Я вел себя как паинька, пока мы шли к берегу, и баркас качался на больших медленных волнах. Смизерс и Ллойд немного поболтали, а я навострил уши, чтобы уловить, что происходит. Я уже имел довольно хорошее представление об их планах, потому что вытянул из клерка Черного Дика все, что мог. Будучи человеком адмирала во всем, а адмирал был ко мне благосклонен, клерк говорил свободно, так что я знал, что на берегу меня будет ждать закрытая карета, чтобы отвезти в тюрьму. Смизерс и Ллойд препирались из-за отсутствия на мне цепей. Похоже, Смизерс нес окончательную ответственность за мою доставку и был раздосадован, что с ним не посоветовались. Я подумал, что лучше вмешаться.
— Джентльмены, — сказал я, — прошу вас, будьте уверены, я дал слово и связан честью, а это цепи покрепче тех, что может выковать любой кузнец.
— Видите? — сказал Ллойд. — Что я вам говорил?
— Хм, — произнес Смизерс, разглядывая меня острыми глазками. — Полагаю, вреда от этого не будет. — Он посмотрел на мускулистые руки дюжины вербовщиков. — Да, — сказал он, — полагаю, так.
После этого я изо всех сил старался вести себя как английский джентльмен, благородно сносящий удары жестокой судьбы. Я так усердствовал, что, когда баркас уткнулся носом в гальку на Портсмут-Пойнте, мне позволили выбраться и пойти вместе с людьми Ллойда, и никто не хватал меня за руки и не тыкал пистолетом в ребра. Хрусть! Хрусть! Хрусть! Вверх по пляжу, где до меня проходили и после меня пройдут поколения британских моряков. А потом показалась обещанная карета.
Сердце мое заколотилось. Мой час приближался. Охрана из дюжины человек уже сократилась до одиннадцати. Кому-то пришлось остаться с баркасом, иначе милые мальчуганы, жившие на берегу (благослови Господь их невинные сердца), растащили бы весла и снасти, не успел бы я и глазом моргнуть.
Когда мы подошли к карете, на козлах сидел кучер, рядом с ним было место еще для одного, и четверо могли сесть внутрь. Остальных из отряда Ллойда отпустили, и они отправились туда, откуда он их, собственно, и набрал, — на какой-то вербовочный пункт.
Я забрался внутрь, и рессоры кареты просели под моим весом, а затем закачались, когда ко мне присоединились остальные трое: Ллойд и двое его людей. Не знаю, куда делся Смизерс, но с нами его не было. К несчастью, двое, что сели с Ллойдом, оказались парой отборных головорезов, которых, полагаю, он привел с собой, а не набрал из вербовщиков. Уж точно эти трое знали друг друга, и двое матросов были куда сообразительнее и проворнее тех старых прохвостов, от которых мы избавились.
Карета снова качнулась, когда кучер щелкнул кнутом над лошадьми, и мы тронулись. Я узнал, что мы едем в новые казармы Хилси, в нескольких милях от Портсмута по Лондон-роуд. То, что я задумал, нужно было сделать в черте самого города, а это означало, что у меня было около десяти минут на все про все. Так что я посмотрел на своих трех спутников и внес последние коррективы в свои планы.
Ллойд сидел рядом со мной, слева, в нескольких дюймах, так как карета