— Я уже говорила, — ответила она, — я спровоцировала его на нападение и устроила ему отличную трепку.
— И какая в этом ценность? — сказал он, раздраженный мелочностью ответа. — У вас есть доказательства, чтобы повесить этого человека, у вас есть золото Койнвудов — или почти есть, — так к чему эта злоба?
— Потому что я злобный человек, — ответила она с самодовольной усмешкой, — как скоро узнают все, кто будет достаточно глуп, чтобы причинить мне зло!
— Тьфу! — с отвращением бросил он. — Это не годится, мэм. Ваши салонные игры здесь неуместны. — Настала его очередь усмехаться. — Ваши сучьи секретики, нашептанные за спиной другой сучки, чтобы ее утопить! — Он взял ее за руку и впился в нее взглядом. — Вы играете в опасную игру, и меня не проведешь… Итак! Что вы ему сказали? Каковы были ваши слова?
Леди Сара задумчиво посмотрела на него. Теперь ей следовало быть осторожной, ибо их отношения менялись. Он все еще привлекал ее, и очень сильно, ибо он был самым мужественным и смертоносным человеком, которого она когда-либо встречала. Но она никогда не могла быть верна одному мужчине, и те безобидные развлечения, которым она предавалась после своего триумфального возвращения, привели бы мистера Сэмюэла Слайма в ярость, если бы он о них узнал, а к несчастью, в Англии не было человека, способного узнать что-либо лучше, если уж он задастся такой целью.
Затем было собственное отношение Слайма к ней. Она была почти уверена, что он в нее влюблен — по-настоящему влюблен, в том смысле, в каком это выражение понимали поэты, юные девицы и прочие умственно неполноценные.
Собственно, единственное, что мешало ей принять эту невероятную гипотезу, было ее глубинное убеждение, что любая подобная эмоция, основанная на самоотречении и возвышении чужих интересов над собственными, была попросту невозможна.
Тем не менее Слайм жил в ее доме, делил с ней постель и воображал себя джентльменом. Поскольку она могла лишить его этих удовольствий в любой момент, и поскольку он должен был это знать, это давало ей в руки поводья, а ему в рот — удила. По крайней мере, до тех пор, пока она была осторожна и не слишком явно шла наперекор тем раздражающим угрызениям совести, которые он начал проявлять.
Итак, нужно быть осторожной! Ибо он был ей крайне необходим. Личные пристрастия в этом деле были временны и изменчивы, как она хорошо знала, но необходимость поставить Сэма Слайма между собой и Джейкобом Флетчером была абсолютной. В салоне леди Сары было тепло от июньского солнца, лившегося сквозь большие окна, но она содрогнулась при мысли о Джейкобе Флетчере.
Как она ни старалась, и как бы глупо это ни было, сходство Флетчера с его отцом было настолько велико, что она не могла избавиться от сверхъестественного страха, что Флетчер — это Генри Койнвуд, вернувшийся из могилы, чтобы отомстить за ад, который она устроила ему во время их брака. А еще была эта шокирующая, животная энергия этого человека, вскочившего с палубы, рвущего цепи и хватающего ее с убийством в глазах.
— Сара! — сказал Слайм, тряхнув ее за плечо. — Что ты ему сказала?
Она быстро сообразила.
— Я сказала ему, что у нас мисс Бут, — ответила она.
— И?.. — спросил он.
— И что? — переспросила она.
— Ты на этом не остановилась! Что еще?
— Я сказала, что она — залог его хорошего поведения.
— Хорошего поведения? — с явным недоверием произнес Слайм. — Чушь собачья, мэм! Если я вас знаю, то меньшее, чем вы угрожали, — это перерезать ей горло!
— А если и так? — отрезала она.
— Что, мэм? — сказал он, и кровь прилила к его лицу, а вены вздулись. — Что?! Я вам скажу что! Можете делать это без меня, вот что!
Сара Койнвуд вела титаническую битву, чтобы подавить свой гнев, привыкший к тому, что его лелеют и потакают ему. Слайм был сплошным противоречием. Он мог убить человека и не моргнуть глазом. Мог выбить зубы подозреваемому, чтобы получить информацию. Он отправил сотни людей плясать джигу в Тайберне — в том числе и женщин — и наблюдал за их судебным удушением из принципа. Но хорошенькое личико мисс Бут сумело разбудить его умирающую совесть. И леди Сара знала почему. Все дело было в поразительном достоинстве Кейт Бут, каким-то образом сохранившемся, несмотря на ее службу обычной шлюхой. Вспомнив, что даже она, Сара Койнвуд, сознательно подражала Кейт Бут во время своего суда, тень чего-то опасно близкого к зависти промелькнула в мыслях леди Сары к этому сказочно-принцесскому виду девушки.
Зависть к другой женщине была неведомым опытом для Сары Койнвуд, и ее внутренняя борьба достигла апогея. Она стиснула зубы, вонзила ногти в подушки огромного дивана, на котором сидела, и подавила извержение ярости, которое так жаждала выпустить на волю. Ей пришлось это сделать, ибо поддаться гневу означало бы выставить Сэма Слайма из своего дома и навсегда потерять над ним контроль.
— Сэм, — сказала она, положив мягкую руку на его ладонь, — я боюсь. И если ты не будешь рядом, я пропала. Кто защитит меня, если я потеряю тебя?
Слайм видел, как изменилось ее прекрасное лицо. Он видел, как угас гнев и началось принужденное, сознательное изображение нежности. Он уже слишком хорошо ее знал, чтобы не распознать этого. И он был слишком проницательным наблюдателем человеческой натуры.
Он все знал о других любовниках. На каждого из них были подробные записи на его карточках в конторе на Олдгейт-Хай-стрит. Он точно знал, когда каждого из них тайком приводили в дом, и знал, кто сейчас в фаворе. Он знал, что Сара вышвырнет его, как только он станет ей не нужен, и он уловил достаточно насмешек от ее элегантных друзей, чтобы понять, что он никогда не войдет в их мир, кроме как в качестве диковинки, которую водят на золотой цепи для их развлечения.
Он также знал, что она и ее извращенные, безумные сыновья сделали с этим бедным ублюдком Джейкобом Флетчером. Этот человек был чист как стеклышко. Деньги Койнвудов по закону принадлежали ему, и если он и сбросил боцмана Диксона в море, то это была самооборона из-за того, что с ним делали лейтенант Сеймур и боцман Диксон.
Он знал —