Экспроприация ужесточилась, изымали не только продовольствие, но и лошадей, и коров. Отнимали все: от медной посуды, которую ставили на стол во время обряда почитания предков, до сломанной ложки, отчего приходилось использовать раковины мидий. Страшен был произвол приспешников японцев. Они зверствовали, расхаживая по деревне, словно волки, и отбирая спрятанные припасы с дубинками в руках. Немало было тех, кто продавал участок, поскольку никак не мог собрать требуемого объема продовольствия с него. Был один человек, который повесился на вожжах. Семья Каннан прятала еду в яме под навозной кучей, где ее так и не нашли, и ела по чуть-чуть, мышиными порциями. К великому счастью, малыш рос здоровым.
Подул зловещий ветер и вслед за отчуждением вещей принес за собой отчуждение людей. Тех, кому было восемнадцать-девятнадцать, забирали в армию, а мужчин постарше отправляли работать на фронте или в шахтах. Брат Каннан был моряком на пароме, и ему ничего не угрожало, но за мужа Каннан переживала, так как в свои двадцать три он подлежал призыву. Образованных людей вместо армии в основном заставляли работать в японских государственных органах. Мужу предстояло решить: либо прислуживать японцам, либо идти в дьявольские пещеры шахт. Тогда Каннан придумала хитрый план. Она собрала ныряльщиц, которые были готовы отправиться на полуостров, и поручила мужу сопровождать их. Эта работа идеально подходила ему, прекрасно знающему японский язык. Супруги оставили годовалого ребенка свекрови и вместе с девятью ныряльщицами уехали с острова на пароме.
Они остановились на полгода в довольно большом рыбацком селе Чанчжон, прямо к северу от гор Кымгансан. У Каннан никогда не было возможности насладиться восходом солнца на плато Сонсан рядом с родной деревней из-за дел, а теперь, со знаменитыми двенадцатью тысячами пиков Кымгансан перед глазами, казалось, она была на седьмом небе от счастья. Хоть здесь и удавалось больше зарабатывать, работа в чужом море всегда пугала и утомляла девушку. Каннан вместе с другими ныряльщицами бороздила море у подножья гор на маленькой деревянной лодке и ныряла с нее. Когда работы было много, они не возвращались в бухту, а спали прямо в лодке. Шквал, прозванный «огненным ветром провинции Канвондо», и незнакомое течение внушали страх. Северное течение было ледяным и опасным, чуть попадешь в него – и унесет далеко в море. Ныряя с лодки из сухого дерева, с котелком из тыквы, словно шкатулкой для души, женщины погружались на глубину, к воротам потустороннего мира. Муж Каннан вел дела с местными органами и торговцами и помогал работающим ныряльщицам по мелочам вроде заготовки дров.
Так они работали уже шестой месяц в море у гор Кымгансан, как в начале сентября до них вдруг, как по ветру, донеслась новость об окончании войны. Летом они обосновались на море, весь их быт проходил в прохладной лодке, поэтому они узнали об этом от рыбаков с проходившего мимо рыболовецкого судна лишь спустя двадцать дней. На улицах села под вывешенными корейскими национальными и красными советскими флагами разгуливали люди, оживленные радостью освобождения. Но с появлением тридцать восьмой параллели Каннан и ее спутникам, оказавшимся на Севере, было не до радости: возникли опасения, что они не смогут вернуться домой. Морской путь на юг был открыт только для кораблей, которые забирали возвращавшихся с фронта и шахт, единственная дорога была по суше. Девять женщин во главе с мужем Каннан сложили свои вещи в плетеные чемоданы, водрузили их на спины и пошли по тянущимся вдаль крутым горным тропам. Проходя глубокие ущелья, подниматься по извилистым тропам до самых вершин горных хребтов, над которыми парили облака, а затем спускаться было очень тяжело, путникам на каждом привале приходилось погружать в воду отекшие ноги. Преодолев несколько высоких и низких гор, на шестой день они добрались до города Пхёнган. Спросив про ситуацию на границе, они с облегчением узнали, что граница плохо охраняется и люди спокойно проходят в обе стороны. Закрывали глаза даже на спасавшихся бегством прояпонских землевладельцев, шпионов и бандитов. На Севере их гнали из деревень с криками, что в новом освобожденном мире мерзавцам нет места, и много было этого сброда среди пересекавших границу. На улицах города Пхёнган развевались корейские и советские флаги, лица всех проходящих людей сияли счастьем. На улицах в глаза бросались митингующие с плакатами «Да здравствуют наши благодетели – Советская армия!» и «Слава великой Красной армии!» Каннан там впервые в жизни увидела русских солдат. Длинноносые, высокие, белолицые, а кто-то вовсе с рыжими волосами, будто не из этого мира. «Может, Красная армия, потому что у некоторых волосы красные?» – подумала Каннан.
Поезда использовались для перевозки амуниции Красной армии и пассажиров почти не возили. Задержавшись на несколько дней, путники еле сели на поезд, но из-за того, что он полностью был заполнен людьми, им пришлось забраться на крышу. Поездка вышла неспокойной, как на лошади без седла, но несмотря на это, проехали город Чхорвон и добрались до Ёнчхона без особых проблем. Так как он находился близко к границе, дальше поезд идти не мог. Вновь взвалив на себя тяжелый груз, странники пешком отправились на юг по рельсам. Видимо, люди, втайне пересекавшие границу, выбирали горную дорогу, наняв проводника, но Каннан и ее спутники не могли себе позволить это по деньгам, так что им не оставалось ничего, кроме как идти вдоль железнодорожных путей. Два раза им на пути повстречались компании молодых людей налегке. Каннан с мужем и ныряльщицами спрашивали у них дорогу, но те без ответа семенили вперед, обгоняя, а потом куда-то сворачивали и скрывались из виду, возможно, боялись, что за ними последуют. Будучи уверенным, что их прогнали за шпионаж, муж Каннан сокрушался, что же будет твориться на Юге, если эти подонки будут постоянно переходить туда.
Через два дня спутники дошли до