Когда всеобщее напряжение уже витало в воздухе, в уездном городе на праздничном мероприятии в честь Первомартовского движения [6] двухтысячная толпа с флагами страны и уезда стала скандировать лозунги за полную независимость. Кричали, что японская колониальная оккупация лишь просто сменилась на оккупацию другой страной и теперь необходимо настоящее освобождение. С воодушевлением заявляли, что, разбившись, фарфор разлетается на осколки, но если исчезнет граница, то страна станет единой. Однако в ответ безжалостно была открыта стрельба. От пуль американцев на месте умерли шесть человек.
Гнев островитян окончательно вырвался наружу, и на всем острове вспыхнула забастовка. Закрылись рынки, школы, фирмы и администрации.
С материка на американских судах пришло подкрепление – члены Северо-западного молодежного общества [7]. По острову прошелся страшный вихрь арестов, людей задерживали друг за другом. Арестованных без разбору избивали дубинками до самой плоти. Особо известно своими жестокими пытками было молодежное общество. Среди его членов было много тех, кто пришел после изгнания с Севера из-за службы на японцев. Некоторые, чтобы избежать ареста, уходили в горы, другие покидали остров на рыболовецких лодках. С того времени совсем перестал заходить младший брат Каннан, ранее заглядывавший к ней два раза в месяц после работы на пароме. В конце концов, и в дом Каннан пришло несчастье. Схватили дядю мужа, а через некоторое время поймали и самого мужа, прятавшегося в комнате глухой старушки, которая жила одна по соседству.
Беспокоясь о заключенном муже, Каннан каждый день на рассвете спешила в уездный город. Встречи с арестантами были под полным запретом. Более двухсот человек было в каждой камере. За оградой полицейского участка рядом с тюрьмой постоянно топтались семьи заключенных. Каннан стояла с ними, и всякий раз, когда, вселяя ужас, раздавался крик человека под пытками, ее бросало в дрожь, и ноги подкашивались, будто хлыст опускался на ее спину. Однажды она потеряла сознание, услышав дикий вопль и почувствовав запах горелой плоти, словно человека готовили заживо.
Жестокие допросы наконец закончились, лишь когда при пытках погибли три человека. Зачинщиков мятежа отправили в тюрьму Мокпхо, остальных освободили. Среди двадцати человек, приговоренных к каторге, оказался и дядя мужа.
Мужа Каннан выпустили спустя три месяца, в заключении он сильно подорвал здоровье. Из-за вывихнутых суставов он не мог нормально ходить. Вскоре он слег совсем. Часто кашляя, он стал отхаркивать мокроту с кровью. Говорили, что туберкулез – болезнь обычная для тех, кто подвергся тяжелым пыткам. Каннан кормила больного мужа рисовой патокой то с куриным мясом, то с чесноком, пищей лечебной для туберкулезников, и старательно ухаживала за ним. Здоровье мужа пошатнулось, но дух его не был сломлен. Он заявил, что обязательно победит болезнь хотя бы для того, чтобы отомстить. Когда деревенская молодежь приходила навестить больного и тяжко вздыхала от тоски на душе, муж строго упрекал их:
– Ну что за вздохи! Я еще не труп. Я точно поднимусь снова. Ребята, вам ведь явно страшно смотреть на мое разбитое тело. Наверняка вся ваша храбрость мигом пройдет, когда задумаетесь, что вас тоже могут поймать и так истязать. Это именно то, чего добиваются наши враги.
Игра в прятки между американской полицией и молодыми островитянами все еще продолжалась, хотя уже наступила осень. В деревню Каннан тоже почти каждый день приходили полицейские – члены молодежного общества, теперь вступившие в ряды американской полиции и переодетые в ее форму. Опасаясь их, местные молодые люди еще в сумерках скрывались в направлении горы Халласан, прихватив с собой немного еды. В горах они собирали съедобные стебли пуэрарии и древесину, общались с руководителями молодежной организации и только к вечеру возвращались обратно, весь день проведя в горах. Не описать страдания, которые за это время пришлось претерпеть оставшимся в деревне женщинам из-за полиции. Полицейские из Северо-западного молодежного общества, говоря на грубом северокорейском диалекте, направляли на женщин дула и внушали страх еще больше, чем японцы. То сына приведи, то мужа, то денег на нужды полиции дай, то принеси водки или рис, морского ушка или курятины. Они убивали куриц, якобы тренируясь стрелять. Более того, они стреляли как попало. Был случай, когда ныряльщицы дружно шли в деревню после работы, а полицейские подумали, что на них наступают и в замешательстве открыли стрельбу, в итоге одна женщина была ранена. Состояние мужа Каннан становилось все тяжелее, он кашлял кровью так, что даже полицейские отворачивались.
Подобные вопиющие условия жизни были почти такими же в других деревнях. Прошло целых два месяца, у женщин уже не было сил терпеть этот гнет. Молодые люди, которые были вынуждены уйти в горы, оставив работу в поле и рыболовство, собирались посреди хребтов и раз за разом стали обсуждать, что больше не могут мириться с таким положением. Их возглавили руководители молодежной организации. Они утверждали, что надо прогнать захватчиков-полицейских и защитить деревню, а затем прогнать оккупантов и создать единое правительство. С их же слов беглецы узнали, что на носу были майские выборы, которые, по словам руководителей, приведут страну к краху и что Север и Юг готовились образовать свои, отдельные правительства.
Вслед за распространением по всему острову призывов о том, что лучше жить стоя, чем умереть сидя, возник охранный отряд. В бамбуковых рощах его бойцы срезали себе копья, а из земли достали проржавевшее оружие, зарытое японцами. В безвыходном тупике наконец зажегся огонь борьбы. Мышь, загнанная в угол, набросилась на кошку. Также это была борьба против выборов в каждой из двух стран на полуострове.
По всему острову звучали пламенные возгласы, в двух избирательных участках из трех объявили бойкот выборам.
Наконец на остров мобилизовали армию, ситуация резко склонилась к катастрофе. Теперь молодежь острова стала объектом не просто гнета, а уничтожения. Армия была беспощадна. Повстанцами, которые подлежат убийству, для них считались все, кто старше четырнадцати, даже неграмотные юноши, которые только и могли, что чинить рыболовные сети или считать борозды между грядками.
Когда горело более двухсот деревень на склонах гор, гору Халласан заволокло кровавыми облаками. Не счесть всех погибших молодых людей. Враги возомнили себя имеющими право вершить жестокую казнь: на требование привести мужа гибла его жена, на требование привести сына гибли его родители. В доме, где жил парень, семья была в безопасности, лишь когда он был схвачен и убит. Тех, кто скрывался между деревнями и хребтами, боясь уходить в горы и оставаться в деревне, рассматривали как ушедших в горы. На острове можно спрятаться только в горах. Человека,