Той же зимой под лугами, погребенными под снегом, в лавовых пещерах тихо лежали покинутые прошлым и забытые будущим семьи беженцев и чувствовали, как день за днем от голода их плоть становится все меньше. Голод – вовсе не страдание, а лишь головокружение, сопровождающееся сонливостью. Летучие мыши в спячке висели под потолком пещеры, так и беженцам, чье сознание и ощущения притуплялись, а дыхание и пульс замедлялись, только сон мог заменить пищу. Изредка доносились шаги военных, но у людей в пещерах даже на испуг не осталось сил. Какой же спокойной была бы их смерть, если б она застала их в этом тумане, застилающем сознание, однако эти изверги не позволяли им даже так умереть. Обнаружив людей в пещере, они вытаскивали их наружу и расстреливали, или запускали внутрь ядовитый дым, чтобы беженцы погибли от удушья.
После восстания пастуху не хватало духа выкуривать барсуков, и он оставил охоту на них. Не мог он собирать «конские» грибы, которые росли на пастбище поздней осенью и своим видом вызывали тяжесть на душе. Говорят, эти грибы растут благодаря коровьему или лошадиному молоку, капли которого падают на землю. Семейки грибов напоминали старику семью, прятавшуюся в той пещере.
Эта печаль была причиной тому, что старик не мог покинуть луг. Однако она уже притупилась: тихая грусть очищала душу пастуха подобно неиссякаемому холодному источнику. И все же время от времени, глядя на луга, он ревел навзрыд, как тревожно мычит корова.
По-прежнему клубился на полях туман, словно опечаленные души погибших; в некоторых ямах и пещерах до сих пор лежали безымянные скелеты; случалось, коровы погибали от повреждения кишечника, проглотив скрытые травой ржавые гильзы – а мир совсем позабыл прошлое луга. Даже родственники погибших давно отказались от расследований. Сын двоюродного брата пастуха был жокеем на ипподроме Туксом в Сеуле и однажды на скачках ударился головой о железную трубу. В родную провинцию он вернулся инвалидом. Он часто горько плакал, потому что в пятилетнем возрасте в последний раз увидел свою мать и до операции на мозг хорошо помнил ее лицо, но после оно бесследно стерлось из его памяти.
И вот, для луга снова наступают тяжелые времена. Луг, который так упорно отвергал любое сосновое семя, теперь был рассечен асфальтированной дорогой, полевая трава была выдернута с корнем, а на ее месте высаживался газон для гольфа. Были протесты против создания гольф-клуба, но крайне незначительные, все равно что теленок, случайно зайдя на площадку и получив клюшкой по голове, оставил бы кучу на прекрасном газоне, точно ковер в гостиной, прежде чем убежать. Что подумают люди, когда при раскапывании луга вдруг обнаружат пещеру с человеческими и коровьими костями? Наверное, скажут, что в этой пещере были захоронения умерших животных во времена монгольского нашествия.
С мыслями о том, что остается только умереть без всякой надежды, старик обхватил руками колени и опустил голову. Возможно, он слишком долго и сосредоточенно размышлял, и вместе с усталостью пришла и дремота. От тени сокола ли, прохлада проскользила по векам старика. Они все тяжелели, и отдалялся звук работающего экскаватора. Знакомая тьма наполняла его тело до кончиков пальцев, наверняка смерть придет так же. В кратере старику было уютно, как ребенку в утробе матери. Он сжался в позу эмбриона и уснул рядом с могилой.
Старик провалился в сон примерно на полчаса. Во сне ему почудился топот коров и голос, зовущий его. Ему привиделись Хён Тхэмун и фотограф, бегущие к нему через весь луг и сливающиеся с волнами травы. Вдруг, замерзая, старик очутился в ловушке кошмара, того самого кошмара, который приносило с собой беспокойство. Старик видел, как молния ударила в пастбище и погибли две коровы, а сам он от удара повалился на землю. Затем перед ним возник страшный пожар, который был во время восстания, звук стрельбы оглушил его. Внезапно стемнело, коровы в страхе разбегались и звали своих телят: с громом и молниями надвигалась грозовая туча. Луг багровел в свете молний, и в землю врезались огненные столбы. Ужас пробирал от мычания испуганного стада. В следующее мгновенье прямо перед стариком ударила молния, яркой вспышкой озарив все вокруг. Горячий кусок железа пронзил его – и тут он проснулся. Сон был слишком живым, поэтому даже при открытых глазах будто тянулся, исчезая, хвост молнии, а тело все еще дрожало, как от ее удара. Коровы, которые паслись рядом, куда-то исчезли. Погода резко сменилась, и потянуло холодом. Как бы то ни было, старика беспокоило движение воздуха. Куда же ушли коровы? Во сне ему послышалось, как они убегали, может, они укрылись в сосновом лесу, предчувствуя шторм? Или спустились к канаве, чтобы попить воды?
Старик закинул на плечо моток вожжей и заспешил вверх по склону горы. Рядом с вершиной на поле чертополоха за то время, что он спал, появился свежий след недавнего боя. На невзрачных колючках черного, уже засохшего чертополоха были разметаны серые перья с пятнами крови. Все, что осталось от горлицы, которую распотрошил сокол своими острыми когтями и клювом.
Поднявшись на вершину, старик стал оглядываться по сторонам, ища глазами коров, но их нигде не было видно. Черные тучи уже нависли над морем и двигались к берегу. Ветер вздымал волны и окаймлял их белой пеной, суда наполнили гавань, как к магниту притягивается металл. Надо бы поторопиться и найти коров, пока не начался шторм. Особенно старика беспокоил теленок. Решив поискать в лесу, пастух быстро спустился с горы.
Однако грозовые тучи были быстрее, чем казалось. За короткое время они окутали побережье, и залитый светом город погрузился во тьму. Они прогоняли за горы белые облака, свободно плывшие над лугом. Тускнея, солнечный свет зловещим стальным отблеском лег