Для буквально живущей в воде молодой ныряльщицы, как Каннан, семья жениха была выше всяких мечтаний. Но разве может потомственная ныряльщица в один день бросить свое дело и стать невесткой в интеллигентной семье? Девушку тревожило, что такое замужество – все равно что положить голову в пасть тигру. Неспроста считается, что сосновая гусеница упадет, если попробует дубовый лист…
Говорили, что жених воспитанный и любознательный, потому что похож на своего деда и дядю, и все-таки он был слишком маленьким. Он был на шесть лет младше Каннан – маленький цыпленок, у которого еще не оперился хвостик. Неужели можно выйти замуж за ребенка? Жених был ровесником младшего брата Каннан, они вместе ходили в четвертый класс. В состоятельных семьях принято рано женить единственных сыновей, но от одной мысли об этом Каннан становилось тошно: «Ох, да как дитя может быть женихом? Тток не назовешь ведь кэттоком [4]. Наверняка его семья просто собирается пользоваться невесткой как служанкой».
И все-таки свадьба – дело взрослых. Каннан не могла высказывать свою горечь и отвращение и лишь тихо плакала от душевной боли. Бывали случаи, когда невестка не хотела уходить из родного дома и оставалась жить в нем до тех пор, пока не вырастет юный жених. Так, может, и ей выйти замуж, но вернуться к себе, думала Каннан. Однако могло кончиться и тем, что, повзрослев, жених обратит внимание на другую – а для замужней девушки это означало развод… Развязанную ленту можно завязать снова, а волосы, однажды собранные наверх, обратно в косы распустить нельзя. Оттого и были в деревне девушки, чья судьба оказалась трагичной.
В день, когда Каннан собрала свои косы наверх, надела зеленую накидку и села в ненавистный ей паланкин, украшенный цветами, ее мать тоже утирала слезы: «Доченька, сначала в доме мужа в твою сторону будет много упреков, много ругани, а ты должна просто закрыть глаза и терпеть. Будет тяжело, пока твой муж не вырастет и не встанет на твою сторону, так что расти его как своего младшего брата».
Свадьба в доме ученого Кима, известного за пределами деревни, привлекла много гостей, и гуляли три дня. Из-за бедности деревни угощения были скудными: на человека приходилось три куска свинины с ворсинками шерсти, кусок кровяной колбасы сундэ, кусок тофу, три стопки, а рис был так смешан с ячменем и фасолью, что его могла бы разглядеть лишь зоркая курица. Миски, полные риса, достались только молодоженам. Деревенские девушки за всю жизнь могли не съесть столько риса, таким дорогим он был. Каннан же ела его все три дня, однако от тревоги рис для нее горчил.
Свекор часто уходил из дома, оправдываясь тем, что продает лошадей. Всю работу в поле он оставил жене, наняв для нее батрака, а сам постоянно пропадал. Когда он появлялся раз в две недели, то с жалостью смотрел на невестку, растягивая рот в неловкую вымученную улыбку, и удалялся, не продержавшись дома и двух дней. Каждый раз он приезжал на прекрасном белом скакуне, щеголяя смазанными маслом и зачесанными назад волосами, и пахло от него необычно, что Каннан казалось дурным предзнаменованием. Свекор твердил, что нет ни одной деревни, где бы он не бывал в поисках хорошей лошади, но, судя по косому взгляду свекрови, молча уходившей на кухню, у него где-то была любовница.
С таким блудным мужем свекровь не могла найти покоя. Он уедет, а она злится и бьет себя в грудь, рыдая: «Пусть этот козел свалится, споткнувшись об камень! Да что ж за жизнь у меня!»
Как брошенная жена с досады пинает собаку, так и свекровь обрушила свой гнев на Каннан. Она была очень умелой хозяйкой и много ворчала на невестку. День за днем Каннан страдала от колких слов свекрови, будто державшей во рту иглы. Когда они вдвоем пропалывали сорняки, свекровь продвигалась вперед и, оглядываясь, цокала языком – уж слишком медлительная невестка; даже если Каннан до мозолей на руках молола ячмень, свекровь все равно корила ее за то, что оставалось много неочищенных зерен; как-то раз Каннан поздно ночью ткала, но задремала и порвала нитку, так свекровь бросила ей, что она разиня; а на рассвете, когда еще густились сумерки и не проснулись воробьи, свекровь будила девушку с криками: «Ну что за невестка, на тебя уже солнце светит, давай вставай и иди помогать мне молоть!» Каннан была сыта по горло этими упреками, острыми, как косточки сельди.
Каннан расстраивало то, что ее муж ни сказал ни одного ласкового слова в утешение ей. Хоть и маленький, а мог бы пожалеть. Он говорил, что через год, после того как окончит четвертый класс, он должен поступить в государственную уездную школу, а вступительный экзамен очень сложный. Даже если свекровь громко ругала Каннан прямо перед ним, он лишь отворачивался и читал книги, делая вид, что не слышит. Может быть, он так делал, потому что был совсем маленьким, а может, от бессердечия. Не бросит ли он Каннан, как его отец, когда вырастет? Все сплетничали, перешептываясь, но вскоре и Каннан узнала, что свекор не просто изменяет жене, он еще и азартный игрок, который разъезжал по острову и играл в карты, утверждая, что торгует лошадьми. И