Кровать была непривычной, и в первый момент после пробуждения Николас не понял, где находится. Сны были о детстве, Николас думал, он снова ребёнок в поместье Харгроувов, и он чем-то не угодил отцу, тот опять небрежно бросает, что сын у него сплошное разочарование, и уходит прочь. Постоянно уходит прочь, оставляя после себя едкое пренебрежение или синяки. И так будет и сегодня, и завтра, одно и то же ощущение, пока Николас не уедет в Обсидиановый лицей.
Сны горчили на языке, впечатления прошлого стискивали сердце.
Николас замер в этом мгновении, а потом моргнул и отпустил его. Вдохнул полной грудью, уставившись на потолок в доме Лидии и вспомнив, что сны остаются всего лишь снами. Он уже давно поступил в Обсидиановый лицей и в Академию, закончил их, и с отцом теперь встречался по необходимости, что вполне устраивало обоих.
– Да что за срань, – буркнул Николас, потягиваясь.
Во время Академии он довольно часто видел кошмары, но к концу обучения они совсем исчезли. И всё равно до сих пор случались такие вязкие неприятные сны. Интересно, он их до конца жизни будет видеть? Наверняка другим не снится в кошмарах детство. Недавно Николас встречался с Милтоном, тот вернулся в Кин-Кардин из своих земель. После пятой рюмки абсента он, смеясь, сообщил, что иногда ночью ему до сих пор снятся экзамены у Саттона. Когда он понимал, что все они сданы и больше ритуалистики с утра пораньше не будет, облегчённо выдыхал.
Николасу экзамены не снились никогда. Интересно, Айден тоже во сне видит, как сдаёт зачарование? Он его больше всего в Академии боялся. Хотя Айден, кажется, кошмаров не видел. Он слишком о многом волновался, чтобы спокойно и сразу засыпать.
Николас легонько скользнул по связи и понял, что Айден уже не спит. И кажется… ох, бычьи кишки! Застонав, Николас перевернулся на живот и спрятал лицо в подушке. Это не сон, он действительно ночью вскочил и попёрся к Айдену. То ли проверить, что Николас давно не ребёнок, и жизнь изменилась, то ли по старой привычке из Академии, то ли… да он и сам не мог вспомнить, зачем, но его так трясло, а стены смыкались, казалось, он сейчас задохнётся и умрёт.
Пора начать считать выпитые флаконы сраного бодрящего зелья, а то в таких ночных приключениях мало приятного.
Когда Николас выполз из постели, ощущение было как при похмелье, а затылок опоясывала ноющая боль. Часы показывали позднее утро. Очень позднее. Скорее всего, большинство людей сочли бы время днём, но Николас считал, что когда встал, тогда и утро. Если бы было что-то срочное из Управления, его бы разбудили. Почему его не разбудили?
В Академии Айдена не смущало стаскивать с Николаса одеяло, если тот не желал вставать до колокола на занятия. Николас взял за привычку заворачиваться так, что утром с трудом вылезал из постели.
– Ты похож на мясной пирожок в тесте! – возмущался Айден.
– Я – мясной рулетик, а ты – бессердечный принц! Дай мне поспать!
Отчаянно зевая, Николас пошлёпал в ванную, она была оборудована у Лидии в каждой гостевой комнате и по высшему разряду. Приведя себя в порядок, Николас побрился и поправил металлические колечки в брови и на губах, после чего счёл отражение в зеркале приемлемым.
За ночь слуги привели в порядок форму дознавателя, нашлась и свежая рубашка. Николас никому не признался, но у Лидии хранилось несколько его вещей, потому что иногда он оставался у неё допоздна. Она каждый раз выгоняла его ночью, чтобы не поползло слухов.
Хотя как-то пришлось расследовать мрачное дело Себастиана Баркли. Приличный мужчина сорока трёх лет, состоял в Аптекарском цехе, смешивал снадобья для горожан, но семьёй так и не обзавёлся. Сначала ходил к гадалкам из народа каэ-ли-мар, чтобы они, звеня браслетами, с жутким акцентом напророчили ему любовь или дали приворотное зелье. А потом решил взять дело в свои руки и занялся запретными чарами, чтобы Беатрис из почтовой службы стала его женой. Она и подала жалобу, перенаправленную дознавателям.
Себастиан Баркли был скользким и умным типом, которого оказалось не так легко вывести на чистую воду. Николас бился над делом несколько недель, все понимали, что достопочтенный аптекарь промышляет запретной магией, но доказательств не было.
К счастью, он хранил дома в банке в специальном растворе уши всех собак, принесённых в жертву. А ведь мог использовать свою энергию! И животные не пострадали бы, и сам иссох. Но нет же. Уши дали основание для обыска, а там артефактологи без труда нашли следы запрещёнки в комнате, где Себастиан кровью знаки рисовал.
Николас не поехал ни домой, ни во дворец, потому что давно обещал Лидии завезти книгу от их общего знакомого писателя, с трепетным посланием «для леди Блэкторн» и автографом. И сердечко пририсовал.
– Я не буду вас сводить! – возмутился Николас, передавая книгу. – Ты учти, у него большая и чистая любовь только к твоему положению.
Лидия молча раскрыла книгу, увидела посвящение и поморщилась:
– Мне нравятся его истории, а не он сам.
Они поужинали вместе. Николас строго-настрого запретил себе рассказывать о деле, ему и так казалось, он постоянно говорит о дознавательских расследованиях, и это наверняка ужасно скучно. Лидия рассказывала о дворцовых интригах со стороны, не доступной Николасу, и он полагал, узнать их крайне полезно, а то Айден порой не замечал очевидного. Николас считал нужным быть в курсе, чтобы суметь прикрыть принцу спину, если что.
Лидия не хотела слушать «про твоих баб», как она называла, а Николас оскорблялся, что все они леди, но правда помалкивал.
Лидия разговорила его, и в гостиной Николас допоздна рассказывал о Себастиане Баркли и собачьих ушах, а после уснул. Лидии стоило его разбудить и отправить домой, но она не стала. Николас проснулся утром в гостиной под принесённым одеялом и грузом вины. Уезжать приходилось тайно, чтобы никто ни в коем случае не подумал, что Николас в особняке советницы провёл всю ночь. Не поверят же, что он всего лишь спал!
В принципе, мог понять, за что его недолюбливал дворецкий Лидии.
Первым делом Николас проверил комнаты Майлза и Айдена, но никто не ответил на его стук, и он спустился на первый этаж. По крайней мере, посвежевший и в аккуратной дознавательской форме, застёгнутый под горло на все пуговицы, поправивший все пришитые вдоль позвоночника змеиные косточки. Ещё во дворец ехать, надо выглядеть так, чтобы никто не забыл, насколько дознаватели впечатляющи. Чёрную форму с позвонками знали и уважали.
Лидия была в домашнем кремовом платье, поверх накинула нечто среднее между распахнутым халатом и накидкой из