Именно она выдала газетчикам версию, что Майлза не было в доме во время убийства его семьи. Об этом упомянули вскользь, больше смакуя кровавые подробности смертей старших Дотлеров.
Айден повернул газету Николасу, ткнув в страницу:
– А ещё пишут о китах. Их видели.
– В порту? Ну… немного необычно, но они могут сюда заплывать.
– В небе.
Опустив взгляд на страницу, Николас увидел статью с иллюстрацией чёрно-белого кита, парящего над городом. Художники в газете работали отличные. На произведение искусства, конечно, не тянет, да и кит больше города, но выглядело по-своему красиво.
– Смотри, – Николас ткнул в кита. – Его хвост над императорским дворцом. Мне кажется, это завуалированное оскорбление.
Шутку Айден не поддержал и вздохнул устало:
– Утверждают, что кита видела сотня людей на Банковской площади. Нам только массового помешательства не хватало.
– Возможно, дошли слухи о расправе на Китобойне, вот народ и впечатлился.
Николас не видел проблемы, в конце концов, люди придумают что угодно, наслушавшись рассказов о вырезанных глазах и желая, чтобы их имя упомянули на страницах газеты. Но Айдена ситуация волновала, и Николас мазнул взглядом по статье и сказал:
– Я пошлю Риту выяснить, что наговорили этим газетчикам. Если люди правда считают, что видели что-то, я разузнаю.
Айден кивнул, а Николас уселся на стул нормально и придвинул к себе газету. Намазал ещё один тост вареньем и бегло прошёлся по статье, но ничего особенного не заметил. В Кин-Кардине постоянно что-то видели, ему вот больше всего нравилась легенда о Чёрном Псе, живущем в Олдриджском районе мужских клубов и предсказывающем несчастья тому, кто его увидит. Николас хорошо мог представить, как подвыпивший дворянин нетвёрдой походкой возвращается к жене после проведённого бурного вечера, а ему навстречу из тумана выступает собака. Бродячих псов в городе полно, но легенда красивее, чем рассказ о том, как перетрусил из-за животного.
– Я поеду во дворец, – сообщил Айден. – Распоряжусь о похоронах семьи лорда Дотлера. Сенешаль всё организует.
Он глянул на Майлза, как и Николас. Мальчик сидел бледный, ни слова не сказал, но кивнул. По крайней мере, одной проблемой меньше, хотя Николас ощущал, насколько Айдену не нравится этим заниматься, но вместе с тем такую решительность, что Николас не стал встревать. Айдену хотелось что-то сделать для мальчика, и он делал то, что умел, и что было в его силах.
Когда хоронили принца Конрада, Николас, конечно, не присутствовал, хотя его отец там был. Николас заканчивал учебный год в Академии да и с Айденом ещё не познакомился.
Потом, после первого полугодия соседства, Айден позвал Николаса в столицу на зимние каникулы, зная, насколько тот не хотел возвращаться в поместье отца. Это была сумбурная поездка, наполненная гулянками по сомнительным заведениям и салонам искусства, и попытками привести себя в порядок перед ужином с императорской четой.
Тогда Айден показал склеп Равенскортов, довольно красивый, на взгляд Николаса. Белый мрамор, помещение с саркофагами, утопленными в нишах. Самый большой стоял посередине, и на нём подвявшие белые цветы – к мёртвому принцу приходили.
Николас не придавал значения склепу, но знал, что для Айдена это важно, и вёл себя сдержанно. Но внутри его невольно пробрало.
Над входом красовалась надпись «Помни о том, что мы жили». Каменный саркофаг Конрада изображал его лежащим со сложенными на груди руками. Резьба была тонкой и талантливой, в полумраке склепа, освещённого лишь несколькими зачарованными лампами, могло показаться, что принц прилёг отдохнуть.
Ему было всего восемнадцать, в тот год он должен был закончить выпускной курс Академии. Теперь ему навечно восемнадцать, он остался в памяти и в холодном камне, безразличном к телу, стиснутому в его недрах.
Николас не был религиозен, но нельзя не верить в смерть. Единственное общее для всех существ, неотвратимое, последний поцелуй богов, чтобы то ли забрать душу в объятия, как утверждали жрецы, то ли отправиться на перерождение, то ли попросту исчезнуть.
Брата Айден любил, и Николас ощущал его плескавшуюся скорбь.
Позже Николас иногда составлял Айдену компанию, когда тот приносил цветы к саркофагу, но один там не бывал. Он не знал Конрада, но не мог отделаться от мысли, что все принцы довольно хрупки. Он бы не хотел приходить сюда иначе как за компанию.
Побывать на императорских похоронах Николасу всё-таки пришлось. Года три назад, когда они все уже закончили Академию и устроились в столице. Тогда умерла Серафина Равенскорт, мать нынешнего императора и бабушка Айдена. Её смерть не стала сюрпризом, она давно болела, не покидала покои и никого не узнавала. Николас её даже не видел, сухонькая старушка в гробу не вызывала у него эмоций.
В отличие от Айдена.
Они тогда давно не колдовали, связи не было, но по Айдену и так было заметно, что эти похороны выбили его из колеи. Пышных процессий не устраивали, но были и бдения в храме Безликого с церемонией, и завешенные чёрным крепом здания, и приспущенные флаги, и минуты молчания в начале и конце рабочего дня во всех учреждениях.
Гроб украсили тёмными пышными цветами, белые предполагались для тех, кто умер молодым. В склепе со смертью нового члена семьи саркофаг предыдущего убирался из положения в центре в нишу, но в этот раз так делать не стали. Наоборот, гроб старой императрицы со всеми почестями поместили в стену и закрыли памятной плитой.
Как шёпотом объяснил Кристиан, это из-за того, что леди Серафина была Равенскорт по мужу, а не урождённая. Император тоже присутствовал, хмурый и суровый, под руку с женой. Позже, когда погребение официально завершилось, Александр надолго остался внутри, но стоял не перед памятной табличкой матери, а касался пальцами каменного саркофага сына.
Возможно, он не был готов убирать тело Конрада.
Оставив императорскую семью в склепе, Николас выскользнул наружу. Между надгробий ещё толкались придворные со скорбными лицами, оставался кое-кто из знакомых, почётная стража замерла и выстроилась до самого выхода с кладбища.
Подошедший Кристиан попросил сигареты и уселся у чьего-то памятника с пошловатой мраморной птицей, которая изображала скорее ужас, а не скорбь. Кристиан обычно с опаской относился к новомодным сигаретам, но сейчас выпускал дым в небо.
Первым из склепа вышел мрачный Роуэн. Обычно Николасу казалось, он больше походил на мать, но сейчас был вылитый отец. Тоже попросил покурить. Они так и стояли втроём, перекатывали во рту вкус табака, и ничего не говорили.
Позже в склепе остались император с императрицей, Айден вышел, щурясь на дневной свет. Он подошёл к Николасу, а тот застыл, не зная, что сказать. Пусть