Судорожно вздохнув, Кристиан немного расслабился.
– Найди их, Николас. Эти бессмысленные смерти должны прекратиться
– Найду.
Он не стал говорить, что для тех, кто творил запрещёнку, смысл был, и очень весомый. Ради него пошли на самые мрачные ритуалы. Ради него расчленяли тела и по локоть закапывались в чужие внутренности, ещё тёплые от крови. Но Николас понимал, о чём говорил Кристиан. И разделял его чувства.
– Кристиан, прости, но я должен спросить, заметил ли ты что-то необычное, когда пришёл? И когда это было?
– Часа два назад. Удивился, когда дверь не открыли, постучал сильнее, оказалось, не заперта. Я зашёл и… увидел. Кажется, меня стошнило.
– Два часа? Ты здесь торчишь уже два часа? Нас вызвали не больше часа назад, мы сразу приехали!
Опустив голову, Кристиан тихо сказал:
– Я долго сидел и… смотрел на неё. Не мог пошевелиться. Заставить себя встать и добраться до пневмопочты. Я… не мог.
– Так, иди домой и отдохни. Дальше наше дело, мы разберёмся и найдём того, кто за всем стоит.
Кристиан поднялся, и Николас проводил его, прикрыв дверь в гостиную, где работали Линард с лекарем. Кристиан выглядел совсем потерянным, а Николас не мог выкинуть из головы картину, как тот дрожит от ужаса, сидя на полу рядом с телом Нэлл. Видя вывалившиеся кишки и развороченное нутро.
Проводив Кристиана, Николас вернулся в столовую, нашёл пневмопочту и отправил письмо Роуэну во дворец с просьбой навестить Кристиана как можно быстрее. Подробности на маленькую бумагу не влезали, но они и не требовались, Роуэн приедет.
Задумчиво постучав по губе пальцем, Николас отправил ещё одно письмо, уже Айдену, уточняя, успел ли он приставить к Кристиану охрану? За его домом следили? Что-то видели? Но здесь не устраивали такой беспорядок, как на Китобойне, а если Нэлл не кричала, ни один наблюдающий ничего не заподозрил бы. Они же Кристиана охраняли, а не Нэлл!
Натягивая перчатки и готовясь встретиться с трупом, Николас не мог отделаться от чувства, что это неспроста. Угрозы поэтическому обществу, и вот труп находит Кристиан. Труп девушки, с которой он часто виделся. Это случайность, что её выбрали жертвой ритуала? Или в том числе предупреждение их поэтическому обществу?
Толкнув дверь гостиной, Николас шагнул внутрь, подумав, что дознавателям надо добавить к форме респираторы, чтобы не дышать смрадом запретных чар.
– Николас, – позвал Линард. – Посмотри.
С жертвами и на местах преступлений дознаватели работали в тонких кожаных перчатках, чтобы к рукам не прицепились оставшиеся чары, и чтобы не повредить их.
Двумя пальцами Линард оттягивал воротник девушки, и там, в ложбинке у основания шеи, присевший на корточки Николас увидел пчёлку. Высохший трупик, но точно не случайный. Его туда положили.
– Это предупреждение, – пробормотал Николас.
– Кому?
– Нам. Айдену, мне… всей нашей группе.
Линард нахмурился, он не совсем понимал, ему Николас не рассказывал о полученных письмах. Тех самых, вопрошавших о чёрной гнили. Тех самых с сургучным оттиском пчелы.
Теперь Николас убедился в том, что и так почти не вызывало сомнений: тот, кто творит запретную магию, послал им эти письма. Пчела тоже обретала смысл. Они плетут разные чары, те сливаются воедино. Как пчёлы несут нектар в улей, так и запрещёнка несёт боль и агонию в общий обряд.
Линард продолжил аккуратно осматривать верхнюю часть тела, Николас присоединился к нему и первым заметил, что губы девушки сомкнуты неплотно. Он осторожно раздвинул их.
– Прости, Нэлл, – пробормотал Николас.
Сунув пальцы в рот девушки, он нащупал что-то маленькое и твёрдое, достал. На чёрной коже перчаток ярко выделялась большая речная жемчужина, похожая на рисовое зёрнышко.
– Они играют с нами, – мрачно сказал Николас. – Насмешливо говорят о Китобойнях.
Рядом с которыми единственная в городе жемчужная мануфактура. Убийцы напоминали о китобоях и о том, что расследование не продвинулось. Или предупреждали, что следующей жертвой будет не одна девушка, а снова бойня. Любой вариант Николасу не нравился.
Несколько часов ушли на осмотр тела, дома, ожидание приезда чаровников для поиска следов запрещёнки. Николас почти скучал, пока Линард не позвал его, чтобы показать за отодвинутой конторкой ежедневник Нэлл.
– Она его спрятала? – удивился Николас.
– Нет, скорее упал.
– А ты с чего конторку отодвинул?
– Как раз из-за того, что там часто прячут документы. Но здесь ничего особенного, обычное расписание визитов благородной леди.
Они всё равно сели его изучить, пока по дому сновали чаровники и другие работники Управления. Ежедневник и вправду не показывал ничего компрометирующего леди, кроме последних записей, где значилось, что Нэлл побывала по некоему адресу в Эгретском углу, а через два дня вернулась туда же. Вчера.
– Мало того что сомнительный район, – пробормотал Линард, – так ещё и недалеко от Китобоен.
Что могло быть совпадением, но выглядело подозрительно. И адрес в бедном районе? Что там делала благородная леди?
Николас кивнул:
– Давай-ка наведаемся.
18
Кости, кости, кости
В детстве Николас редко бывал в столице. Несколько раз во дворце да в храме Безликого на церемониях, где каждый год в Праздник смерти собиралась вся аристократия. Но в остальное время учителя приезжали к нему, как и положено у дворян его положения. Жили Харгроувы за городом.
После был лицей, когда отец требовал возвращения Николаса домой каждые каникулы. Им обоим было в тягость, зато при дворе предпочитали делать вид, будто у них прекрасная семья, а это было важно для продвижения по карьерной лестнице. Нужно соблюдать приличия. Нужно соответствовать статусу. Что там творится за закрытыми дверями, никого не волнует. Лицемерие аристократии Николас ненавидел всей душой.
После были Академия и знакомство с Айденом, который быстро понял, что возвращаться на каникулы домой Николас не любит, поэтому звал с собой в Кин-Кардин. А кто может перечить принцу? Тогда Николас увидел столицу – и полюбил. После учёбы переехал.
Не смущаясь даже злачных мест, Николас с удовольствием залезал в самые странные столичные задворки, а служба у дознавателей придавала этому пристойный вид.
К Эгретскому углу Николас испытывал тёплые чувства. Район балансировал между тесными портовыми кварталами и тянувшимися к столичному центру улицами, где уже появлялись приличные лавки. Здесь слышались крики чаек, а когда ветер дул со стороны порта, отчётливо воняло рыбой. Улочки были тесными, но чистыми, моряки сюда не заходили, а вот китобои селились. Дома цеплялись