Молившиеся прихожане не обратили внимания на вошедших. Мало кто знал Айдена в лицо, а мундир на нём был простой, такие носили императорские гвардейцы, знаки отличия не выделялись. Больше внимания привлекала дознавательская форма Николаса.
В конце зала во всю стену высилась статуя фигуры в длинных, скрывающих очертания одеяниях, с распростёртыми руками и скрытым капюшоном лицом. Безликого чаще считали мужчиной, но пола у него не было, ведь нет его и у смерти. Как и лица, как и любых отличительных признаков.
Смерть обладает тысячей лиц.
Перед статуей находился идеально круглый пруд. На церемониях вокруг него ставили красные свечи, и вода казалась красной как кровь. Сейчас она была тёмной и неподвижной.
У ног статуи лежали два больших блюда из чёрного оникса, переполненные едой, а по сторонам на шестах покачивались медные курильницы, источавшие бальзамический аромат.
Остановившись у ониксовых блюд, Айден против воли улыбнулся:
– Я обожал, когда приносили печенье.
Быков или кур резали жрецы и при определённых ритуалах. Но любой молящийся мог оставить снедь как знак собственной жертвы, того, что он готов отдать в обмен на благословение бога. В маленьких храмах это было отличным подспорьем для жрецов. В крупных, как тут, еды было так много, что служки забирали её несколько раз в день.
– Когда оставляли печенье, – пояснил Айден, – жрецы отдавали его служкам. Мы его обожали. Печенье было нашими деньгами, мы выменивали на него другие вещи.
– А ты что-то про мой шоколад говоришь, – проворчал Николас.
В Обсидиановой академии обязанности жреца выполнял один из преподавателей, да и молились только студенты, смысла в жертвенном блюде не было. Но и здесь Николас не стремился достать из кармана ещё шоколадку или вознести молитву Безликому.
Николас не скрывал своей неприязни к жрецам. Когда-то его матери предрекли, что её ребёнок умрёт в младенчестве, и тогда она попросила Безликого забрать свою жизнь вместо его. Безликий был тем богом, кто иногда отвечал, и предпочёл полноценную жизнь той, что едва вспыхнула. Мать Николаса умерла при его рождении, а он, когда вырос, недолюбливал жрецов, считая, что смерти нет смысла возносить молитвы, она и так заберёт своё.
В Академии Айден смог поделиться с Николасом воспоминаниями о некоторых обрядах, совершаемых над служками. О том, как их опаивали и держали, пока нисходил Безликий, чтобы превратить их в мужчин и женщин. Николас пришёл в ужас, услышав о подобных ритуалах, и любви к храмовой системе у него не прибавилось.
– Куда теперь? – с любопытством спросил Николас, оглядываясь.
– Жрецы в комнатах за алтарём. Идём.
Когда они двинулись вокруг статуи, чтобы обойти её, то увидели арки с дверями. Из одной такой выпорхнула служка с огромной пустой корзиной, девочка лет десяти в тёмном платье. Не обращая внимания на гостей, она подбежала к жертвенным блюдам, присела на колени и начала споро собирать принесённую еду.
За дверью была небольшая комната с длинными столами и лавками. Иногда тут собирались жрецы, но чаще помещение использовалось как проходное между Внутренними и Внешними залами. Здесь лежал ворох поблёкших красных молитвенных ленточек. Старые сняли с одного из столбов и пока не успели сжечь в огне с ритуальными благовониями.
Жрец сидел один, совсем юный, лет шестнадцати, в льняных штанах и рубахе, значит, низкая ступень посвящения. Он с увлечением латал одежду, напевая себе под нос мелодию. Заметив вошедших, жрец подскочил, легонько поклонился:
– Во Внутренние помещения нельзя. Вам нужен кто-то из жрецов?
– Альберт Мур, – коротко сказал Айден.
Лицо парнишки вытянулось, он беспомощно перевёл взгляд с Айдена на Николаса, как будто тот мог рассказать, зачем кому-то понадобился настоятель. С готовностью Николас пояснил:
– Его величество принц Айден желает с ним поговорить.
Вытаращив глаза на Айдена, юный жрец торопливо поклонился, на этот раз куда ниже, заплетающимся языком пробормотал слова извинения и судорожно сказал следовать за ним.
Обычно принц являлся в храм ради церемоний и ритуалов. Когда ему требовался Верховный жрец, того попросту вызывали. Но Николас заявил, что нужно самим поехать и без предупреждения.
Шли полутёмными коридорами, погружавшими Айдена в прошлое. Он часто ходил здесь, то есть не совсем здесь, в другой части Храма, глубже во Внутренних залах, но всё равно похоже. Встречались снующие служки, доносился запах горьких трав, а когда свернули за угол, то услышали песнопения. Судя по мелодии, хор репетировал к Празднику смерти.
Центральный храм Безликого в Кин-Кардине был огромным, но основная часть построек оставалась скрытой от чужих глаз. Помимо главного зала, где проходили большие обряды, вокруг расположились молельные комнаты для аристократов, Поминальный дом, занимающийся похоронными делами, и Дом милосердия, куда приходили те, кто отчаялся получить исцеление и хотел смерти.
При разговорах со студентами в Академии и даже с Николасом Айден с удивлением понял, что люди воспринимали храм как муравейник, где жрецы ютились в каменных кельях и молились с утра до ночи.
Внутренние залы были уютными. Особых украшений не предполагали, но активно использовали подушки, ковры, часть жрецов увлекалась глиной и лепила обычные горшки, вазы, украшения. Имелся скрытый внутренний двор, куда выходила прозрачная стена оранжереи, где выращивали всевозможные травы. Жрецы знали алхимию не хуже Аптекарского цеха.
Безликий не призывал жить среди камней. Какая разница, что окружает людей при жизни? Бога волнует, как они умирают.
Приведя в кабинет Верховного жреца, служка тут же исчез. Помещение было небольшим, с витражным окном и книжными шкафами. Массивный стол был завален стопками молитвенных скрижалей, на стене меж двух стеллажей висела бычья шкура. Золотом на коже были начертаны слова молитв.
Альберт Мур представлял собой мужчину средних лет плотной комплекции, высокого и широкоплечего, на улице его бы скорее приняли за кузнеца, а не за жреца. Носил традиционное одеяние-рясу из нескольких слоёв, шею украшали чётки из косточек. Виски поседели, но короткая борода оставалась тёмной, а его взгляд припечатывал не хуже кузнечного молота.
В ведомстве Верховного жреца были все храмы по всей Мархарийской империи. Но самым большим и значимым в столице руководил местный настоятель.
Кин-кардинский сменился ещё пять лет назад. Когда оказалось, что он без ведома императора наложил на принца ограничения магии, отец рассвирепел. Он был спокойным человеком, но когда выходил из себя, был готов напомнить, почему он считался одним из сильнейших среди Равенскортов.
Настоятеля обвинили в государственной измене, и лишь чудом он избежал смерти. Сейчас прозябал на задворках империи. Верховным жрецом тогда был Балор Ашкерел, старый друг деда, не знавший, что творилось в храме. Несколько лет настоятели сменялись друг за другом, тогда умер и Балор, чем вызвал ещё большую